Солдат - Василий Сахаров

— Огонь! — выкрикнул наш комбат, и всё, что только могло стрелять, вновь исторгло из себя смертельный огонь, который и потушил вражеский атакующий порыв.

Противник откатился от наших позиций, а кто-то из офицеров морской пехоты в первых лучах солнца вышел на склон и прокричал вслед караимам:

— Мы — русские и потому победим!

«Надо же, — мелькнула у меня мысль, — сколько лет прошло, а слова Александра Васильевича Суворова до сих пор люди помнят. Раз так, значит, есть ещё реальный шанс на возрождение».

Караимский Имамат. Крым

02.12.2057

Начало декабря, холодно, сыро, сверху капают крупные дождевые капли, а рваный камуфляж не греет ничуть. Мне вспомнились пленники, которых мы освободили на Инкерманских высотах, измождённые, грязные, многие покалечены, и особенно меня тогда поразили люди, сидевшие в зинданах, земляных ямах, вырытых в грунте на три-четыре метра. Худые заросшие лица, выбитые зубы и испуганные взгляды уже не людей, а затравленных животных. Каждый из них просидел в зиндане не менее трёх месяцев, и эти месяцы заточения, пыток и издевательств сломали их. Кто же тогда знал, что и я могу оказаться в таком же положении, что и они. Однако, как я попал в зиндан к караимам, отдельная история.

Закрепились мы на горе, которую отбили у местных боевиков, плотно и с прицелом на то, что, возможно, нам придётся зимовать в Крыму. Все окрестные высоты за неделю превратили в мощный укрепрайон — доты, дзоты, окопы полного профиля, выдолбленные в неподатливом скальном грунте, и бетонные блоки. В радиусе полукилометра вырубили всю «зелёнку», а подходы заминировали многочисленными растяжками — уж с чем, а с гранатами проблем не было.

Крымчаки несколько раз пытались атаковать нас и проводить ночные диверсии, но мы были начеку, и каждый раз, неся солидные потери, они откатывались обратно в лес. Впрочем, каждое нападение противника все бойцы нашего Экспедиционного крымского корпуса, как нас обозвали столичные отцы-командиры, воспринимали не как напряг, а как долгожданный отдых от работ по расчистке развалин. В самом деле, каждодневное разгребание кирпичей, камня, щебня, земли и ила очень утомляет. Воевать, ну честное слово, всё же легче или, правильней будет сказать, привычней.

За работой и боестолкновениями с противником пролетел весь октябрь, и мы нашли то, что искали. Докопались всё же до оружейных складов, на которые, как я понял из разговора наших командиров, в конце девяностых свозили вооружение из арсеналов списанных кораблей КЧФ. Затем что-то разграбили в Эпоху Хаоса, а остальное при взрыве, разрушившем город-герой Севастополь, было погребено под мусором, в который было всё обращено мощнейшей ударной волной. После этого поверх горы прошлись морские волны, сильное цунами — и никаких складов не осталось, а посторонний человек, не знавший, что здесь находилось ранее, никак не мог предположить, что под несколькими метрами камня и мусора находится вполне рабочее вооружение.

Караимы, которые уже подмяли под себя большую часть Крымского полуострова, нашли тех, кто знал, что искать и где, и нам просто повезло, что несколько людей смогли сбежать с расчистки развалин. И ещё повезло, что нашего здесь появления никто не ждал, и мы смогли с малыми для себя потерями занять необходимую высоту.

В общем, весь верхний слой горы был уже до нас расчищен, а мы вместе с бывшими рабами только довершили сей титанический труд и обнаружили остатки тех самых складов, где хранилось вооружение. Надо сказать, что было его очень даже немало. Самой первой находкой были АГС-17, около трёхсот штук, из них в рабочем состоянии — более половины. Одно это уже неплохо окупало наш рейд, если смотреть на него с экономической точки зрения. Дальше — больше: РПГ-7, почти полтысячи единиц, автоматы АПС-55 (автомат подводный специальный) — триста штук, пистолет СПП-1 (специальный подводный пистолет) — четыреста штук и даже карабины КС-23 в количестве двадцати штук. Это то, что касается редких видов вооружения, которые я ранее не видел или только мельком где-то замечал. Остальное, то есть автоматы АКМ, АКС, АКС-74У, карабины СКС, пистолеты Макарова и Стечкина, снайперские винтовки Драгунова, пулемёты ПК, ПКМ и РПК исчислялись не сотнями, а тысячами штук. Многое было испорчено взрывами, водой, сыростью, но уцелело ещё больше.

Конвейер по «прихватизации» древнего наследия работал чётко: сапёры проверяли остатки склада, мы вынимали оружие, а работяги грузили его на корабли нашей эскадры. Мы забрали всё, что представляло интерес для нашей Конфедерации, и началась эвакуация бывших рабов и боевых подразделений на Большую землю. Верховный Главнокомандующий решил, что держать базу в этих местах — сплошное разорение для бюджета государства, и нас должны были перебросить в Керчь, где сейчас закреплялся Третий гвардейский батальон морской пехоты и строилась полноценная крепость. Именно она становилась форпостом нашего государства на Крымском полуострове, и именно из неё планировалось начать весеннее наступление на ещё не окрепший Караимский Имамат.

Эвакуация Крымского корпуса из Севастополя должна была пройти в два рейса, но все планы поломала осенняя штормовая погода. Десантные баржи не могли выдержать даже небольшого морского волнения и остались в Новороссийске, а вся работа по нашей перевозке на родину легла на БДК. За неделю с берега ушли все, кроме нашего батальона, и мы зависли на высоте ещё на десять дней. Делать было нечего, дождь, грязь, ямы от раскопок, полные мутной дождевой воды, плохая видимость и стрельба нескольких вражеских снайперов, которые, пользуясь мерзкой погодой, подкрадывались к нашим позициям и шмаляли в каждую тень, какую сквозь дождь различали.

Первые несколько дней это вызывало только смех с нашей стороны, но потом чуваки с зелёными повязками пристрелялись и в один день положили двоих наших бойцов. Вот тогда захотелось нам их наказать, несколько сержантов подошли к комбату, который за удачный штурм горы получил подполковника, и обратились к нему с просьбой разрешить вылазку. Ерёменко не ломался, и в ближайшую же ночь пять разведгрупп частым гребнем прошлись по окрестностям и отстреляли пятнадцать вражеских стрелков.

Батальон продолжал сидеть на горе, и, наконец, по рации нам передали, что погода настраивается и из Новороссийска за нами вышел «Цезарь Куников». Оставались ещё одни сутки, и тут вновь активизировались снайперы. Чёрт нас всех дёрнул вновь напроситься на вылазку, и он же, падла рогатая, дёрнул Ерёменко за язык, и комбат, не подумав, её нам разрешил. В ночь вышли уже шесть разведгрупп и, втянувшись в «зелёнку», где отдыхали снайперы разведгруппы, с ходу напоролись на грамотно устроенную засаду.

Ночь ту помню я смутно, ещё в начале боя меня контузило близким взрывом гранаты. На некоторое время я выпал из реальности, а когда очнулся, рядом не было никого из своих и только ближе к нашим позициям шла сильная перестрелка. Осторожно, не торопясь, обходя боестолкновение по широкой дуге, направился в сторону горы, и всё бы ничего, если бы я был в норме, но контузия есть контузия — не слышишь, как по палой листве ноги гребут. Вот звук моих шагов и выдал меня. Караимы убивать меня не стали, хотя могли бы, а просто вырубили, повязали и к себе в посёлок отволокли.