Теннис на футбольном поле. Молдавский навес, английский удар - Тони Хоукс

– Милый, не втыкай туда шампур, не думаю, что Тони это нравится.

Когда урок подходил к концу, мисс Тудореяну обратилась ко мне.

– Тони, вы не расскажете что-нибудь детям? – спросила она, застав меня практически врасплох.

– О чем?

– О Лондоне. Может быть, о Британском музее?

До того, как я успел объяснить, что абсолютно ничего не знаю о Британском музее, меня вывели к доске и представили так, будто я был ведущим мировым экспертом по музеям.

Все, что последовало далее, представляло собой поразительное сочетание полного бреда и сплошных домыслов. Надеюсь, ни один ребенок меня не слушал, а удивительные иностранные звуки, лившиеся с моих уст, воспринимались не более как фоновый шум в мире грез. Однако я опасаюсь, что однажды какой-нибудь молдавский подросток в Британском музее потребует показать ему сокровища короны и спросит, где же дворцовая стража. Я закончил, дети обрадовались и восторженно зааплодировали. Такой аудитории легко угодить. Если честно, все, что для этого требовалось, – не быть мисс Тудореяну; впрочем, признался я себе, даже будь я ею, все прошло бы на высшем уровне.

За последние дни я совершенно не продвинулся к цели, которая меня сюда привела, но, что важно, мне стало несколько комфортнее. Вместо зарождавшегося презрения постепенное знакомство со страной медленно, но верно вселяло в меня уважение и любовь. Я научился видеть не только угрюмые лица на улицах, но и улыбки, которые невозможно вызвать обыкновенной вежливостью. В этой стране люди страдали, страдают и, возможно, будут страдать. В этой культуре не было места общественным банальностям. Это не то общество, где вы желаете людям хорошего дня, а они оборачиваются и говорят в ответ: «Нет, спасибо. У меня другие планы на сегодня». Я начал понимать, что надо набраться терпения и подождать, пока люди сами тебе откроются, вместо того чтобы их к этому принуждать. Доверие, как и многое другое здесь непросто добыть, но стоило им обзавестись, как двери распахивались сами собой.

Семья Дины и Григора окружила меня теплом, ничего подобного я не мог даже представить. Возможно, поначалу ко мне отнеслись прохладно, когда я прибыл в их страну, самонадеянный и преисполненный оптимизма. Однако с тех пор, как все пошло наперекосяк, я стал проявлять смирение, и это сблизило меня с ними. За обеденным столом мы больше смеялись. Язык, безусловно, оставался преградой, но я нашел способ добиться понимания – благодаря пантомимам. Дина, увидев, как я изображаю перебравшего водки человека, которого заметил как-то у бара однажды вечером, сказала, что я напоминаю мистера Бина. (После этого я решил немного умерить пыл.)

Теперь я участвовал в семейной жизни. Адриан все чаще вылезал из своей комнаты, чтобы поговорить со мной. В глазах Елены, которая всегда была на моей стороне, я был почти идеальным заезжим дядюшкой, тем более что в школе она сама сделалась популярной личностью, после моего появления на уроке английского. Григор, который, казалось, искренне удивлялся всякий раз, когда я возвращался домой, что со мной по-прежнему невозможно поболтать по-румынски, проявлял расположение по-своему: хлопал по спине, клал руку мне на плечо, когда проваливалась очередная попытка завязать беседу. Преграды рушились. Я начал чувствовать себя членом семьи.

Однажды меня пригласили в гостиную выпить со старым школьным товарищем Григора Анатолием, офицером который пришел обмыть свое повышение и новое звание полковника. Гордо стоя посреди комнаты в парадной форме, он обеспокоенно покосился на чужака; очевидно, таких как я, он рассматривал исключительно в качестве потенциального противника. Однако после стопки коньяка он успокоился, мы сфотографировались вместе и исправили пару неверных суждений, которых придерживались, о лидерах наших стран. Теперь я знал, что Горбачев – придурок, а Анатолий – что Маргарет Тэтчер выжила из ума.

Марчел был оперным певцом, братом Андрея из «Флайинг поустмен», парнем с чрезвычайно громким голосом; мы с ним познакомились в первое утро моего пребывания в стране. Он пообещал организовать машину с водителем, чтобы съездить в Старый Орхей, где мне предстояло снимать на камеру, как он поет молдавский национальный гимн на вершине утеса. Лучшего способа продемонстрировать Артуру музыкальный номер, который проигравшему в пари придется исполнять самому, и придумать нельзя было. Единственной разницей между выступлениями будет то, что Марчел станет петь одетым, а Артур – голышом. Я позволил себе мысленно хохотнуть, отважно забыв о том, что, судя по течению событий, петь нагишом, скорее, буду я сам.

Стояло морозное осеннее утро. Марчел пообещал забрать меня из дома в девять. В десять я начал сомневаться в том, что он приедет. К одиннадцати моя злость иссякла. Я понял, что ненадежность – еще одна характерная молдавская черта. Коринна дважды договаривалась с неким местным журналистом об интервью со мной, и оба раза никто не явился. Никто не перезванивал с извинениями, ничего не объяснял и даже не пытался назначить встречу на другой день. Вероятно, газете не было интересно, что английский комик приехал в Молдавию, чтобы обыграть национальную футбольную сборную в теннис. Страшно подумать, что нужно сделать, чтобы молдавская газета снизошла до упоминания твоего имени где-нибудь на внутренней полосе. Я спросил Коринну, и та ответила: прессу так долго контролировали, что она до сих пор не обрела собственный голос.

– Надо помнить, – довольно поэтично выразилась Коринна, – что более полувека мы были птицами в клетке. Теперь клетка открыта, но летать мы разучились.

Эта фраза помогла мне понять многое из того, с чем я здесь сталкивался.

– А можно добраться до Старого Орхея на автобусе? – спросил я Адриана, который был только рад отвлечься субботним утром от рутинных занятий по дому и выключил на время пылесос.

– Думаю, да, но ведь Марчел заказал машину.

– Возможно, однако он не затруднил себя тем, чтобы заехать за мной.

– Это меня не удивляет. Мне кажется, он странный, – заметил Адриан, который составил мнение о Марчеле после разговора по телефону, в процессе подготовки к сегодняшнему несостоявшемуся событию.

– Может, меня и подставили, – торжественно объявил я, – но сегодня слишком чудесный день, чтобы его пропускать, поэтому я собираюсь съездить в Старый Орхей на автобусе.

– Думаю, это непросто, – осторожно заметил Адриан.

– Может, и так, – сказал я, принимая горделивую позу великого путешественника, который отправляется в эпический поход. – Но увидишь, я справлюсь, ведь мне неведомы неудачи.

Вместо улыбки, на которую я рассчитывал, Адриан молча включил пылесос. Пусть он и справился со своей первоначальной холодностью, но все еще оставался единственным членом этой семьи, кого я никак не мог рассмешить. Крепкий орешек.

Первая часть путешествия прошла довольно легко. Я стал своего рода специалистом в искусстве поездок на макси-такси и поэтому, когда пришел на автобусную станцию, чувствовал себя вполне уверенно. А почему не быть уверенным? Я бывал здесь дважды, перед поездками в Сороку и Приднестровье, и никаких трудностей не испытывал. Правда, я был с Юлианом, но, право, что сложного в том, чтобы купить билет и сесть на автобус? У билетных касс толпились люди, такой сумятицы субботним утром я еще не наблюдал. Я встал в очередь за билетами в четырнадцатую кассу и через десять минут приблизился к заветному окошку. Однако всякий раз, едва я собирался открыть рот, чтобы начать переговоры с кассиршей, кто-нибудь бесцеремонно влезал передо мной. Это продолжалось до тех пор, пока не осталось никого, кто хотел бы влезть без очереди, и я наконец смог обратиться к женщине, которая сидела за разделявшим нас поцарапанным стеклом.