Укус змеи (сборник) - Наталья Нестерова

— Тебе сейчас морду набить или когда протрезвеешь?

— Ой, кто бы про трезвость говорил! Алкаш вонючий…

Василий стоял и смотрел на Семена, который на глазах терял человеческое обличье, пил дорогой коньяк и превращался в животное, извергающее, точно яд из пасти, грязный мат и ругань.

Проскользнула, незамеченная, через кабинет Рая. Василий забыл про нее, не дал лекарства. В пяти шагах были Таня и ее больной муж, в кабинет могли войти подчиненные Шереметьева и увидеть своего шефа в скотском состоянии.

Вася выглянул в приемную и попросил секретаршу никого не впускать. Она не удивилась — в последнее время подобное распоряжение звучало нередко. Правда, отдавал его сам Семен Алексеевич, а не Кладов, который уже прописался в их клинике вместе с каретой «скорой помощи». Секретаршу крайне обижало, что ее не посвящают в происходящее за тремя дверями, наняли какую-то девицу. Именно секретарша была источником самых невероятных слухов и домыслов. Так она мстила начальству за недоверие.

О том, что хватит секретничать, разводить конспирацию, сидеть в подполье, их сил не хватает и не может хватить для такого уникального случая, Василий не раз говорил Семену. Но тот стоял на своем. Он, Шереметьев, все затеял, платил, музыку заказывал и требовал подчинения и сохранения тайны. В качестве аргумента приводил типичную ситуацию в спорте: тренер в провинции вырастил великолепного атлета, десять лет жизни на него положил. А потом появляется столичный тренер, сноб и прохиндей, но очень знаменитый, и переманивает спортсмена, увозит. Все, адью! Там у них в Москве деньги, слава, медали, соревнования, поездки, телевидение, интервью, поклонницы — сплошной кайф. А ты, провинциальный чайник, оставайся с носом, давай трудись, готовь нам олимпийский резерв.

Василий считал сравнение некорректным, но в споры не вступал, потому что с Семеном нельзя было спорить — он не слышал чужих аргументов, только свою правду воспринимал. Откровенно зевал или переводил разговор на другое, когда кто-то из ниже— или равностоящих ему противоречил.

А сегодня, когда Василий твердо решил идти до конца, убедить Шереметьева, что промедление преступно, тот нажрался как свинья. Вылакал весь коньяк, свалился набок и отключился. Вася закинул его ноги на диван, брезгливо, двумя пальцами взял бутылку и выкинул ее в корзину.

— Как вы тут? — спросил Василий, заходя в палату.

На лице у Татьяны вселенская скорбь и жалость. Миша растерян — недоумение, страх и подступающие слезы ужаса.

— Доктор! — испуганно взмолился Миша. — Скажите, что все, что она рассказывает, неправда! Не может быть!

— Успокойся, ты чего разнервничался? Ты в больнице, под медицинским наблюдением, мы тебя лечим (ни черта не лечим!), все будет хорошо.

— От чего лечите? — недоверчиво воскликнул Миша. — У меня ничего не болит! Где мои родные? Мама, отец, брат?

— Ничего не болит? — повторил Василий, как бы не услышав вопросов про родных. — Вот и отлично! — Тоном доброго доктора Айболита он владел в совершенстве. Вася уже сталкивался с подобными истериками их необычного пациента и знал простой способ их погасить. — Миша, как насчет того, чтобы подкрепиться? Хочешь есть? Что у нас в меню? — Вася подошел к термосам, открыл один, второй, только из третьего повеяло общественной столовой. — Каша с тушенкой? Объедение, наверное.

Татьяна наблюдала борение на лице Миши: страх, растерянность, тревога о родных боролись со зверским аппетитом. Победил аппетит. Миша, почему-то в данный момент напомнивший Тарзана из старого фильма, подскочил к термосу с миской и ложкой и просительно протянул руку.

— А ему не вредно столько есть? — тихо спросила Таня.

Из четырех термосов, каждый не меньше трех литров, два уже были пусты!

— Не вредно, — ответил Вася. — Если Мишу не кормить, у него начинаются нехорошие процессы в организме. Час без пищи в период острой в ней потребности вызывает примерно то, что следует после трех суток сухой голодовки у обычного человека. Далее экспериментировать было просто опасно, я не решился. Пищу легко заменяют капельницы с глюкозой. Но Миша больше любит кашу или макароны с тушенкой. Белки, жиры и углеводы, клетчатка ему не требуется. От четырех до пяти, — Вася посмотрел на часы, — он насытится, и его будет клонить в сон. Периоды бодрствования все укорачиваются, время сна увеличивается.

«Не стану тебе показывать, Танюша, — подумал Василий, — видеозаписи того, что происходит с твоим мужем во сне. Это не каждый выдержит. Вот Рая…»

— Куда делась Рая?

— Я ее отпустила. Бедная девушка, до точки дошла.

Василий невольно вскинул брови, поразившись: это говорит жена о любовнице мужа? Татьяна не имеет себе равных!

А далее он сам держал речь. Миша орудовал ложкой, а Вася спокойно, как об обыденных вещах, рассказывал ему о том, что случилось. Айболитовский голос Васи, доброе выражение его глаз, легкая улыбка, шутки действовали на психику гипнотически, кошмар и абсурд приобретали упорядоченный и нестрашный вид, едва ли не привычным делом выглядели фантастические превращения и невероятные события.

Татьяна не знала, что в бытность Василия кардиологом областной больницы его беседы с больными имели колоссальный терапевтический эффект. Поговорит Вася пару-тройку раз с больным, и у того положительная динамика состояния, как после интенсивного медикаментозного лечения или санаторно-курортного. Была только одна проблема (не считая Васиного пьянства) — в него влюблялись женщины-пациентки, да не каждая вторая, а девяносто процентов.

Вчера (еще суток не прошло, поразилась Таня!) она впервые подверглась Васиному гипнозу, когда примчалась к нему домой и выслушала про обстоятельства Мишиной болезни. Сейчас опять! Во второй раз, с не меньшей силой!

Таня подушечками пальцев стиснула виски и поплелась к двери. А если то, что она приняла за подарок небес, нечаянную любовь, — тоже блеф и обман?

Вася проследил за ней взглядом. А через минуту, оборвав себя на полуслове, извинившись перед Мишей, вышел следом.

В туалете, склонившись над раковиной, Таня брызгала в лицо холодной водой.

— Что с тобой, родная?

Таня выпрямилась, вода со щек побежала на блузку.

— Ты говоришь… Когда ты говоришь… морок наступает, дурман… Ты и со мной?.. Все, что было, — только забава?

— Слышала расхожее выражение, что все болезни от нервов? Так вот, это примитивно, но по сути верно. Я лечу людей, значит, первым делом должен поправить их психику. Ты для меня не забава, а судьба. В противном случае я бы валялся сейчас в пьяной отключке, как валяется Шереметьев…

Секретарша нарушила приказ, потому что бывают обстоятельства, когда любые приказы отменяются. Позвонили из приемной губернатора и в жесткой форме велели Шереметьеву немедленно явиться. По долгу службы и съедаемая интересом, она вошла в кабинет начальника.