Крах Украинской державы - Павел Петрович Скоропадский

да и вообще в самом министерстве, как я заметил, с первого же дня дела шли неладно.

Соколовского уже в середине лета пришлось сменить. Он сам, как честный и благородный человек, не чувствовал за собой всех качеств, которые необходимы были для очистки министерства от всех тех грабительных элементов, которые или частью заседали в нем, или присосались к нему всякими правдами и неправдами.

Был назначен Гербель, который повел дело, как и следовало, к значительному сокращению министерства. Он начал свою деятельность с того, что выгнал около 350 лиц, засевших там без всякого дела, немедленно просил назначения следственной комиссии, которая при первом же беглом обзоре положения в министерстве возбудила около ста дел по мошенничеству, краже и беззастенчивой спекуляции.

На попечении министерства продовольствия было также снабжение крупных центров продовольствием. Я считал, что на это дело необходимо обратить особенное внимание. Очень важно было, чтобы в Киеве в этом отношении все было благополучно. Но трудно себе представить, сколько приходилось тут затрачивать энергии. Всюду замечался явный саботаж, нежелание идти навстречу, особенно среди членов городского самоуправления, которые чувствовали, что теперь счастливые дни для них миновали и потому всегда мечтали о создании беспорядков, подрывающих власть нашего правительства.

В результате, весной хлеб поднялся в цене. Пришлось разогнать продовольственную комиссию и назначить туда г-на Засядко, человека энергичного, который много помог в этом горе.

Железнодорожники, вероятно, учли затруднительное положение Киева в продовольственном отношении. На Украине, как впрочем почти и всюду, железнодорожные служащие работали во время войны выше всякой похвалы, как я уже говорил, и во время революции, осенью 1917-го года, по крайней мере, когда мне приходилось начальствовать над украинскими частями, стоящими на правом берегу Днепра, и приходилось вблизи видеть работу железнодорожных служащих. Я могу с уверенностью сказать, что большинство этих людей стояло сознательно за порядок.

Затем, когда украинские комиссары, имеющие безусловные заслуги за собой, но люди без всякого образования, начали вмешиваться в дела, которые им не были по плечу, и, наконец, когда, с одной стороны, ввиду отсутствия работающих в мастерских, почти никакого ремонта подвижного состава не производилось, а последний все больше и больше изнашивался, весь подвижной состав был приведен в невозможное состояние, отчего транспорт в конце расстроился.

Дороги, вместо прибыли, давали колоссальный убыток. Бутенко подсчитал, что железные дороги Украины должны были давать до 600 тысяч карбованцев убытку. Главное, что нанесло большой ущерб, это было отсутствие всяких работ в мастерских, а как я уже раньше говорил, подвижной состав был в ужасном состоянии, и спасти его можно было только усиленной работой.

Виноват ли Бутенко или не виноват, я не буду судить, но верно то, что наследство он получил очень плохое, а, кроме того, было несколько таких обстоятельств, которые значительно способствовали развалу порученного ему дела. Вот, например, хотя бы вопрос отсутствия смазки. Этот вопрос был неразрешим у нас до моей поездки в Берлин. Бывали случаи, что вышедший поезд в составе 45–50 вагонов доходил до места назначения в составе двух-трех вагонов, все же остальные постепенно выделялись из-за отсутствия смазки.

Но нельзя не признать, что с первых дней вступления нового правительства, хотя бы в железнодорожном вопросе, сразу почувствовалось значительное упорядочение всего дела. Пассажирские поезда были восстановлены и функционировали правильно, товарное движение значительно увеличилось, вопрос со служащими стал на правильный путь. Хотя и плохо, но мастерские начали снова работать, высшее железнодорожное начальство сразу заняло подобающее ему место, хотя оставленные временно Бутенком комиссары, о которых я писал, и мешали работать.

* * *

Редко какому-нибудь правительству приходилось работать при такой постоянной злой критике, каковая почему-то особенно развилась в Киеве. Главными критиками были приезжие. Картина такая: приезжает измученный человек из коммунистического рая на Украину, обыкновенно о нем предварительно велась большая переписка с датскими или немецкими посланниками в Петрограде или Москве. Он бомбардировал меня письмами, а я с соответствующими приписками с просьбой о том, чтобы помогли его выпуску из Совдепии, посылал эти прошения в министерство иностранных дел для немедленного ходатайствовать о пропуске. Специально для разбора этих просьб у меня были назначены особые часы, так как по многим просьбам мне приходилось писать лично.

По приезде человек молчит, спит, пьет и ест – это первая стадия. Вторая – хвалит, находит, что Украина прелесть, и язык такой благозвучный, и климат хорош, и Киев красив, и правительство хорошее, все разумно – одним словом, рай!

За это время он успевает кое-кого повидать из раньше приехавших и вот, так недели через две, входит в третью фазу. Еще весел и любезен, находит, что все хорошо, но вот он ездил на извозчиках, они уж очень плохи, и мостовая местами неважна, почему это держат таких градоначальников.

«Да позвольте, говоришь ему, Вы вспомните, что в Совдепии было, мы ведь всего месяца два как работаем, разве можно теперь думать об извозчиках и мостовых, благодарите Бога, что Вы Живы». – «Так-то так, но все же», – уходит и на довольно долгий срок.

Я уже понимал, что для него наступила четвертая фаза. Обыкновенно он уже не приходит на дом, а его встречаешь или на улице, или же где-нибудь в театре. Прекрасно одетый, сытый, румяный и чрезвычайно важный. – «Знаете Вы, что я Вам скажу, Ваша Украина вздор, не имеет никаких данных для существования, несомненно, что все это будет уничтожено, нужно творить единую нераздельную Россию, да и украинцев никаких нет, это все выдумка немцев. Потом, знаете, ну почему это в правительстве держать таких людей», – и пошла критика, и критика без конца.

Кончалось обыкновенно тем, что он заявлял, что он очень занят, так как заседает в таком-то и таком-то центральном комитете, где они уже имеют вполне определенные взгляды держав Антанты о будущей их политике в России и что ему нужно спешить, так как иначе он опоздает.

Чтобы остаться уже в роли беспристрастного наблюдателя, нужно указать еще на другую категорию приезжих, которые из третьего фазиса не переходили в четвертый, а находили утешение или в бешеной спекуляции, или же делались постоянными заседателями всяких «Би-ба-бо», «Шато де флер» и других подобных заведений, которые в Киеве, несмотря на периодические гонения, которым они подвергались министерством внутренних дел, к сожалению, всегда процветали.

Но, к сожалению, количество приезжих, посвящающих себя критике или спекуляции, во много раз превосходило количество безобидных забулдыг, которые старались наверстать безвозвратно потерянное время для кутежей в Совдепии. Все это для действующих в правительстве лиц было иногда неприятно, так как и без того было трудно, а