По большому льду. Северный полюс - Роберт Эдвин Пири

Наступила пятница, день был ясный и светлый. Я взял с собой Икву и всю партию, за исключением Мэтта, который оставался дома. Кофе был подан в пять часов утра, так что мы могли отправиться рано. Снаряжение было погружено на «Мери Пири», все было готово, ветер и прилив благоприятствовали нам, как вдруг мы заметили, что у вельбота не было руля. По-видимому, его просто оставили без присмотра и его унес прилив. Мы искали его на берегу, пройдя вверх и вниз, но все тщетно. Я решил приспособить руль «Веры», и в одиннадцать часов утра мы тронулись в путь. Пару миль попутный ветер помогал нам, но затем он стих и мы взялись за весла, однако прилив был теперь против нас, и мы продвигались вперед очень медленно.

В три часа пополудни мы причалили под первым нависающим ледником, в 8 милях к востоку от дома Красной скалы. Его массивная передняя часть, около 100 футов высотой, поднимавшаяся и опускавшаяся в соответствии с рельефом местности, свисала далеко вниз сбоку холма. Здесь мы занялись завтраком, но как только чай закипел, мы были вынуждены срочно отвести вельбот от берега, чтобы отлив не оставил нас на мели и мы не потеряли еще несколько часов. Выйдя с мелководья, мы бросили якорь и оставались на месте, пока не покончили с трапезой.

Отправившись дальше, мы гребли против сильного встречного ветра и, подплывая к верховью бухты, увидели стадо оленей, пасущихся на покрытом травой склоне. Я высадил Аструпа охотиться на них, вельбот же отправился на поиски места для лагеря. У верховья бухты я увидел в море сплошную цепь валунов, протянувшуюся параллельно берегу на расстоянии около 100 ярдов от него, которая представляла собой у всей вершины бухты крутую, покрытую песком отмель от 6 до 20 футов высотой, усеянную валунами. Перед этой грядой море было достаточно глубоким, но из-за валунов, выступающих из воды с внутренней стороны, за грядой было очень мелко.

Плывя перпендикулярно верховью бухты, за устьем мутной ледниковой речки, впадающей почти в ее центре, мы нашли в гряде узкий проход. Я направил туда наш вельбот и в 7 часов вечера в том месте, где берег был ниже всего, причалил. Мы находились у северо-восточного края бухты.

Только мы перенесли наши вещи на берег и развели огонь в керосинке, как услышали несколько выстрелов из ружья Аструпа. Доктор Кук и Иква взяли ружья и присоединились к нему, оставив меня с Джибсоном и Вергоевым. Миссис Пири ушла вверх по долине вскоре после того, как мы высадились на берег. Поскольку Джибсон и Вергоев не спали практически всю предыдущую ночь, то я велел им залезть в мешки, а сам остался на вахте. Я натянул брезент и, хотя и не без проблем, соорудил нечто вроде палатки. Около полуночи мои товарищи вернулись с охоты и сообщили, что подстрелили оленя. Мы поужинали, полулежа на земле вокруг небольшой керосиной лампы. Термометр показывал +16 °F. Я назвал наш привал «Лагерь тукту» (так эскимосы называют оленя). Здесь я написал инструкции для путешествия по внутреннему льду, назначив Аструпа, самого опытного среди нас ходока по льду и снегу, начальником маленькой партии.

Экспедиция в составе Аструпа, Джибсона и Вергоева должна была оборудовать небольшой склад провизии – пеммикана, бисквитов и молока, с противоположной стороны земли Прудо, у южн-ого угла ледника Гумбольдта. Этот склад понадобится мне во время моего путешествия следующей весной, и лучше всего его оборудовать на нунатаке, если таковой обнаружится по соседству.

Для собственного пропитания Аструп и его партия взяли провизии на десять дней, и я рассчитывал, что за это время они пройдут и заложат склад на расстоянии 100 миль, т. е. сделают примерно так же, как сделал я в 1886 году.

В субботу утром, после нашей первой ночи в лагере, Аструп пошел вверх по склонам на ледяной покров, чтобы выбрать самый удобный путь для переноса припасов. Остальная партия отправилась за оленем, убитым накануне, назад же они принесли две туши. Аструп вернулся около 6 часов, результаты его разведки оказались вполне удачными. Он обнаружил, что от лагеря до ледяного покрова было менее четырех миль.

Эта ночь была, по-видимому, очень бурной в устье бухты, и утро воскресенья было мрачным и неприятным; половина бухты была скрыта падающим снегом. Партия, отправлявшаяся на внутренний лед, и доктор Кук пошли на утесы, каждый с грузом от 52 до 58 фунтов. Они вернулись в 4 или 5 часов, и я, перевернув вельбот вверх дном, отправил их спать в мешках под ним. Около 4 часов пополудни я разбудил их и отправил на утесы со второй партией груза. Вернувшись до полуночи, уставшие до предела, они все отправились спать под вельбот. Тем временем Иква застрелил еще одного оленя. Весь этот день у входа в бухту шел снег.

Погода в понедельник была точно такой же, как и в воскресенье… Разбудив всех в 11 часов утра, я велел приготовить последнюю партию груза, снять лагерь, спустить вельбот на воду и возвращаться в дом Красной скалы. Когда все было сделано, и члены партии пожарили на огне и поели дичины, было уже 4 часа вечера. По направлению к устью бухты дул очень сильный ветер. После того, как был перенесен оставшийся груз, я попросил доктора Кука вернуться как можно быстрее, чтобы мы могли тронуться в путь и пройти над скалистой отмелью раньше, чем спадет прилив. Как только мои люди скрылись за утесами, меня стали одолевать беспокойные мысли. На берегу остались трое: я, калека на костылях, миссис Пири и эскимос, не понимавший ни слова по-английски.

Перед тем как отправиться в путь, мои люди спустили вельбот на воду, принесли и положили в него мачты и паруса. Вельбот теперь находился на небольшом расстоянии от берега перед нашим лагерем, и был привязан канатом, обмотанным вокруг камня. Мы понемногу носили вещи из лагеря в вельбот, чтобы к моменту, когда придет доктор Кук, все было готово для возвращения к Красной скале. За этим занятием, когда мы находились в лагере и собирали оставшиеся вещи, нас застал сильный шквал, который пронесся над долиной и отбросил вельбот на несколько ярдов от берега вместе с его каменным якорем. К несчастью, каяк Иквы был привязан к вельботу и его унесло вместе с ним. Мачты были поставлены на место загодя, до отправления партии, так как я опасался, что это станет нелегким испытанием для миссис Пири.

Поэтому ветер относил вельбот с привязанным к нему каяком все дальше и дальше от берега. Если он выйдет из узкой лагуны между берегом и отмелью береговой морены, то его якорь повиснет на конце веревки, и вельбот, уже ничем не удерживаемый, растворится в метели и вскоре разобьется о скалы северного берега бухты или его унесет в пролив. Перспектива была малоприятной, так как в вельботе были все наши вещи, а на то, чтобы пройти пятнадцать миль вдоль скалистого берега к дому Красной скалы, мне, учитывая мое состояние, понадобится несколько дней. Хотя воды в бухте было только по пояс, Иква (а я хорошо знал, что эскимосы очень не любят соприкасаться с водой) отказался войти в нее; вместо этого он пытался набросить свою плетеную веревку на вельбот. К сожалению, «Мери Пири» отнесло уже достаточно далеко, и веревка до него не доставала. Все это время наша лодка все дальше и дальше удалялась от берега.

В этот момент миссис Пири осенило: она надела длинные прорезиненные сапоги доктора, вошла в воду и, после двух-трех неудачных попыток, набросила веревочную петлю на форштевень вельбота. Затем она и Иква подтянули его к берегу и привязали. И только позже я понял, что в сапогах были дыры и в них попадала вода, поэтому миссис Пири, когда ловила вельбот, стояла в ледяной воде.