О чем шепчут кипарисы - Манессис Корпорон

– Yiamas…[49]За наше здоровье! – крикнула она и, задрав голову, залпом допила все, что было в ее бокале.

И отправилась танцевать.

Как только Дафна вышла на середину, выпитое вино помогло ей обрести уверенность, и она полностью отдалась музыке. Она кружилась и кружилась, подняв руки над головой и помогая себе кистями и бедрами. Дафна знала, что не очень хорошо танцует. Попи во много раз превосходила ее. Но красота греческого танца заключается в том, что живут под музыку и выражают себя через движение, и техника здесь не так уж важна. И сегодня вечером, несмотря на смущение, которое она испытывала вначале, Дафна закрыла глаза и чувствовала, как ее тело отзывается на каждую ноту.

– Опа!

Кружась, она услышала чей-то крик и почувствовала, как лепестки цветов упали ей на лицо и на волосы. Не открывая глаз, Дафна подняла подбородок к небу и почувствовала, что лепестки щекочут ей губы и веки, словно крошечные капли дождя, внезапно пролившегося в солнечный день.

– Опа! – раздался тот же голос, и Дафна почувствовала, как ее накрыла еще одна волна лепестков. Словно нежные любовные прикосновения, они рассыпались по ее плечам и рукам. Она повернулась и снова закружилась, а потом открыла глаза и… распахнула их еще шире: прямо напротив нее стоял Янни.

– Опа! – крикнул он в третий раз и, сорвав бутон гвоздики, бросил его в Дафну.

Наутро, спускаясь к порту по мощенной камнем тропинке, Дафна в мыслях благодарила Бога, что послушала бабушку и перекусила. Открыв сегодня утром глаза еще до рассвета, она чуть не разрыдалась: голова страшно гудела. Вчера у Нитцы она выпила слишком много домашнего вина. Хуже того, слезы выступали у нее на глазах при мысли, что ей придется провести утро на тесном kaiki наедине с Янни: без бабушки, без бузуки и без вина, которые могли бы смягчить всю тяжесть ее положения.

После холодного душа и крепкого кофе Дафне стало немного лучше. И все же о еде она и думать не могла: спазмы и боль в желудке не давали надежды, что в нем хоть что-то удержится. Но, несмотря на протесты Дафны, бабушка уговорила ее съесть кусок деревенского хлеба с хрустящей корочкой и горсть черных оливок домашнего посола. Yia-yia настаивала, что это надежное средство от похмелья, которое может успокоить желудок и ослабить головную боль.

Сначала Дафна не поверила ее словам и положила в рот хлеб и оливки лишь для того, чтобы успокоить старушку. Желудок дергался от каждого проглоченного куска. И все же через несколько минут хлеб и соль начали творить чудеса, как бабушка и обещала. Дафна почувствовала себя лучше: ее ноги, по-прежнему еще не очень твердо стоявшие на земле, уже не подкашивались, а желудок, все еще напоминающий о себе, явно не собирался без предупреждения очиститься от содержимого. К тому моменту как Дафна подошла к порту, она снова начинала чувствовать себя человеком.

– Дафна… сюда! – расслышала она крик Янни в шуме голосов в порту. Он стоял на палубе и развешивал вдоль борта сети, перебирая в пальцах грубые мокрые нити, чтобы убедиться в их целости.

– Ты вовремя, – с каменным лицом констатировал он. – А я думал, что опоздаешь, как все американцы.

Янни поднял руки высоко вверх, зажав в кулаках концы сетей, и принялся внимательно разглядывать их. Он стоял спиной к солнцу, так что Дафна видела лишь его темный силуэт. «Наверное, вот так выглядел Икар с его самодельными восковыми крыльями: темный силуэт на фоне неба перед решающим смертельным прыжком в море. Еще один человек, которого погубила гордыня. Очевидно, Янни тоже скоро падет жертвой гибриса!» – подумала Дафна и помолилась про себя, прося богов сдержать гнев еще на некоторое время, хотя бы до тех пор, пока он не высадит ее в целости и сохранности на берегу в Сидари.

Прежде чем ответить, Дафна глубоко вздохнула, стараясь сохранять спокойствие и не поссориться с ним.

– Я никогда не опаздываю, – сообщила она, рукой прикрывая глаза от солнца.

– Ella, – крикнул он, перегнувшись через борт и протягивая Дафне загорелую ладонь. – Пора отплывать, близится furtuna[50], и нам нужно спешить, пока не поднялся сильный ветер.

Дафна посмотрела на протянутую руку и потянулась вверх, но не к Янни, у нее были другие намерения. Схватившись за деревянное ограждение, она подняла правую ногу и подтянулась, затем, выпрямившись, шагнула на палубу, где быстро села, расправив длинную белую юбку, и сложила руки на коленях.

– Что ж, тогда вперед, – сказала она и взглянула на Янни, все еще стоящего с протянутой рукой и недоуменно качающего головой. Дафну это вдохновило, и, рассмеявшись, она провела рукой по волосам. Из-за влажного утреннего бриза ее кудри вились еще сильнее.

– В твоей семье все такие упрямцы! – пробормотал Янни и, убрав руку, снова перегнулся через ограждение: на этот раз, чтобы поднять якорь.

«Тебе нужно на Корфу. Главное – сохранять спокойствие», – как мантру, повторяла про себя Дафна. Она подняла голову и ответила:

– Скорее это в крови всех жителей Эрикусы. Так что в тебе упрямства не меньше, чем во мне!

– Я бы не был так уверен на твоем месте, – фыркнул он и встал у большого штурвала. В рыболовной кепке, расставив ноги и положив широкие ладони на темно-коричневое деревянное колесо, Янни стал выводить лодку в открытое море.

Первые несколько минут они хранили молчание. Дафна не любила пустых разговоров и сейчас не собиралась изменять себе, только не из-за Янни! Она мечтала о спокойной морской прогулке, тишину которой нарушит лишь глухой стук волн, бьющихся о борта, или пронзительные крики кружащих над ними чаек.

Она придвинулась к ограждению и, вытянув ноги и вжавшись спиной в металлическую стойку, подняла голову. Легкий ветерок тут же окутал ее мелкими солеными брызгами. Дафне было о чем поразмыслить: размеренная жизнь острова настолько поглотила ее, что она погрузилась в простые радости и совершенно забросила приготовления к свадьбе. Обычно она не позволяла себе подобного. Оставалось обсудить детали, уточнить списки, а еще обязательно насладиться короткими мгновениями наедине с собой – а они выдавались у нее крайне редко. Вскоре с помощью отца Николаоса ее жизнь изменится навсегда: держа за руку нового мужа, она трижды пройдет вокруг алтаря с венком из полевых цветов на голове, и с одиночеством, которое преследовало ее все эти годы, будет покончено.

– Есть хочешь? – спросил Янни, прервав мысли Дафны, и, вздрогнув, она открыла глаза.

– Я спрашиваю: есть хочешь? – повторил он, слегка повысив голос и по-прежнему крепко держась за штурвал.

– Нет, спасибо, – солгала Дафна, несмотря на громкое урчание в животе. – Я не голодна.

– А я хочу, – проворчал он. – Иди сюда и держи штурвал! – Он приложил одну руку ко лбу, изучающе разглядывая воду, а другой продолжал держать штурвал.