Орест и сын - Елена Семеновна Чижова

поволока, позволяющая различать лишь то, что лежит на поверхности. Удел людей — их собственная жизнь. Время от времени они могут чем-нибудь заинтересоваться, прочитать какую-то книжку, сходить на выставку, но интерес быстро проходит, стоит им удовлетворить первое любопытство. Вот и на его лекциях — казалось бы, записывают, задают вопросы. Но эти вопросы по большей части однообразны, как будто одни и те же люди переходят из аудитории в аудиторию… Впрочем, как раз сегодня подошел молодой человек. Лекция только что закончилась, Тетерятников стоял за кафедрой, складывая демонстрационные материалы. Сегодня он рассказывал про Сиракузы и, естественно, упомянул про Карфаген.

Лет тридцати, приятной наружности. Вопрос, который он задал, касался человеческих жертвоприношений. В древности этот жестокий обычай был свойственен многим народам, но карфагеняне приносили в жертву детей — судя по обнаруженным черепам, не старше трех лет.

— Скажите, профессор, — молодой человек держал в руке блокнот. Задавая вопросы, он заглядывал в свои записи, словно боялся сбиться. — Вы сказали, что накануне решающего сражения число детей, принесенных в жертву, достигло пяти сотен. Я правильно записал цифру?

Тетерятников потеребил бородавку:

— В данном случае цифра, конечно, приблизительная.

Молодой человек отметил в своем блокноте и задал следующий вопрос:

— А почему именно дети?

— На этот счет, — Матвей Платонович оживился, — существуют разные точки зрения. Одни исследователи полагают…

— Простите профессор, — молодой человек перебил почтительно. — Исследователи — интерпретаторы. Меня интересует точка зрения самих карфагенян.

— Ну… — Тетерятников помедлил, — судя по всему, они полагали, что дети ближе к богам. Согласно языческим представлениям, человек не просто рождается. Он является из потустороннего мира, где боги, собственно, и пребывают.

— Очень интересно, — молодой человек пошелестел страницами. — Вы сказали, что накануне решающего сражения войско, присланное из Сиракуз, неожиданно отступило. Можно ли считать, что жертвы, принесенные карфагенянами, принесли плоды? Меня интересует ваша точка зрения, — он выделил голосом.

— Моя? — Тетерятников вдруг поймал себя на мысли, что лицо молодого человека кажется знакомым: острый подбородок, внимательные узковато поставленные глаза. — Могу сказать одно: народ, живший в Карфагене, несомненно верил, что жертвы, принесенные богам, не остаются без ответа…

«Определенно где-то видел, но где?..»

Матвей Платонович хотел развить свою мысль, но молодой человек поблагодарил и закрыл блокнот. Видимо, куда-то торопился.

Как бы то ни было, разговор оставил приятное впечатление.

Матвей Платонович взошел на Дворцовый мост. Сердце, напуганное акулой, все еще вздрагивало.

«Да, государства рождаются и умирают, — забыв о молодом человеке, он продолжил свои собственные размышления, которыми именно сегодня собирался поделиться с эрудированным немцем, — но тоже по-разному. Одно дело — Мемфис и Вавилон, совсем другое — Рим. Те погибли безвозвратно, этому был уготован особый путь: дряхлый Рим воспринял новую веру и обрел второе рождение. Трудно представить, что сталось бы с Вечным городом, если бы не волхвы…»

Тетерятников остановился и окинул взглядом невскую панораму. Сам по себе этот город был еще одним совпадением, согревающим душу: Петербург — город святого Петра. С самого начала он был задуман как Рим, но только подлинный, воздвигнутый на новом камне. Теперь его переименовали, но тайное имя проступало в каждой арке, колеснице и статуе.

Хотя до поры до времени об этом красноречивом совпадении лучше умолчать: немец здесь не бывал, а значит, мог расценить этот довод как слишком личный, эмоциональный, противоречащий настоящему положению вещей. Конечно, можно сослаться на блокаду: единственный город Европы, который выстоял вопреки всем тактическим и стратегическим расчетам противника. Особое сакральное пространство, где не работают никакие практические причины и следствия. Подвиг ленинградцев — всецело Дух.

«Впрочем, апелляции к военному времени немец может счесть неделикатностью. Так что начинать следует с общих мифов…»

Готовясь к решительному разговору, он много дней подбирал и записывал их в столбик.

Матвей Платонович перешел мост и, дойдя до угловой кондитерской, вспомнил: надо поужинать. Он замедлил шаги, но, потоптавшись у входа, решил не терять времени: разговор предстоит долгий.

Дома он пристроил пальто на вешалку и достал тетрадь. Покосившись на немца, раскрытого на титульной странице, откашлялся, требуя внимания. Немец — единственный слушатель — молчал.

Тетерятников начал с мифа о воскресении: этот миф, положенный в основу христианской цивилизации, уходит корнями в языческие верования, связанные с темой умирающего и воскресающего божества. К древним религиям восходит и миф о чудесном рождении, на котором покоится культ Богоматери. Это же самое можно сказать и об ангелах. В позднейших религиозных системах эти бесплотные существа служат единому богу, воюя с его врагами, либо, предав Создателя, становятся бесами, однако представление о том, что за всем неживым стоит живое, лежит в основе натуралистического язычества и является общим для всех древних мифологий. Бегло коснувшись темы души, Тетерятников перешел к концепциям загробного мира, более или менее подробно разработанным в большинстве культов, канувших в прошлое: именно они стали источниками христианских понятий рая и ада. Часа через полтора, приведя не один десяток фактов, Матвей Платонович подошел к выводу: новая истина, засвидетельствованная волхвами, родилась не на пустом месте, в этот сложный процесс внесли свой вклад и тотемические культы, и религиозные системы великих цивилизаций древности.

Немец слушал благожелательно: своего рода университетский профессор, довольный ответом ученика. Конечно, ученик не сообщил ему ничего нового, просто более или менее систематически изложил то, что науке давно известно.

«Ничего… Сейчас, сейчас…» — предвкушая скорый триумф над немцем, Тетерятников закрыл тетрадь. Теперь он приступал к главному: к разговору о волхвах.

В глазах немца мелькнуло недоумение: в общем и он был согласен с выводом, который сделал его коллега. Одного он не мог взять в толк: какое отношение те, пришедшие с Востока, имеют к нынешней жизни, в особенности русской? В стране, где Рождество отменили?..