Валькирия в черном - Татьяна Степанова

– Может быть, вы знаете каких-то непосредственных свидетелей тех событий?

– Все умерли – те, кто был тогда взрослым. А кто был детьми… Кстати, как странно… вчера вечером я видела на улице в машине Петра Глебовича, он так давно в Электрогорске не появлялся.

– Кто это?

– Грибов, наш бывший сосед по дому. У нас когда-то были квартиры на одной площадке. Мне рассказывали, в общем, я всегда знала – он один из выживших учеников. Он уже пожилой человек сейчас.

– А информация о других учениках? Может, у вас сохранился архив, нет ли сведений в школьном музее?

– Музей у нас прекрасный, но все экспонаты там начинаются с шестидесятых. Думаете, прежнее школьное руководство хотело хранить память о той трагедии?

– А как эту отравительницу поймали, вам известно? – Катя задала тот же самый вопрос, что и повару Ермолюку.

– Люди на нее указали.

– Какие люди? Кто-то из персонала лагеря?

– Наверное, я не знаю. Разве это сейчас через столько лет важно?

– Мне тут рассказывали про ваш старый цех гальваники. Это правда, что там она нашла свой конец?

– Да, так в городе говорят. И это справедливо. Вы считаете, нет? А я считаю, сто раз да. За все, что она тут натворила. За жизни, которые она отняла, за горе, которое причинила. И за наши разбитые вдребезги детские иллюзии о войне. Тут даже не было никакого следствия после, никого не посадили.

– Кроме этого Петра Грибова, кого вы еще можете мне посоветовать, с кем можно поговорить?

– Зайдите к Суворовой Клавдии Ивановне. Правда, сначала вам надо с ее опекуншей из собеса связаться. Клавдия лежачая после инсульта, так что дверь она открыть сама не может. Договоритесь, чтобы вас у нее встретила сотрудница собеса. Это на Заводском проспекте, дом 10, на первом этаже квартира. Там еще рябина под окном. Моя мама с ней была дружна, скажите тете Клаве, что вы от Инны, то есть от меня. Так она вас поласковее примет.

И за этот совет и напутствие Катя поблагодарила завуча Ильину.

Перед тем как вернуться в отдел к протоколам допросов, Катя решила заехать в больницу. Утренний час пик миновал, и трамвай, главная электрогорская достопримечательность, снова гостеприимно впустил ее в салон.

Осторожно, двери закрываются…

В обратную сторону.

О, эта дневная загадочная прелесть подмосковных городков…

Когда все давно уже встали, не спят. А кто где – неизвестно, словно прячутся до назначенного часа.

Пустые улочки с припаркованными машинами.

Столетники и кактусы на подоконниках.

Тюль как паутина.

Тихие дворы, окна, отмытые до блеска, закрытые двери.

Вроде как полная отрешенность от происходящего и вместе с тем острое зоркое любопытство и бессмертная память.

Мимо всего этого катит под горку, дребезжа, электрогорский трамвай.

Остановка – «Фармацевтическая фабрика». Остановка, остановка, остановка… Следующая остановка – «Больница».

Катя для начала направилась в приемный покой, первой встретила там старшую сестру, показала удостоверение, та тут же сама позвонила в реанимацию.

– Все в порядке, они живы. У всех троих состояние средней тяжести, но стабильное. Обеих девушек переводят в отделение терапии, они вместе в одной палате. Там у них сейчас их мать и врачи, только что начался обход. Адель Захаровна Архипова пока еще в реанимации, но к обеду ее переведут в кардиологию. Первичный диагноз – подозрение на инфаркт – не подтвердился.

– Как вы сказали – подозрение на инфаркт? – переспросила Катя. – Не токсикология, не отравление?

– Диагноз при поступлении – подозрение на инфаркт миокарда, – старшая сестра сверилась с компьютером. – Он не подтвердился.

– Когда с ними можно будет побеседовать?

– Не раньше завтрашнего дня, если лечащий врач разрешит. А что, полицейский пост так и останется тут у нас? – спросила медсестра. – Там ведь еще и охранники из ЧОПа, и мать девушек Анна Архипова с собой охрану привезла.

– До выяснения всех обстоятельств дела и полицейские, и охрана останутся дежурить, – веско ответила Катя, хотя сама впервые услышала обо всем этом.

Обдумывая слова медсестры о «первичном диагнозе», она деловито зашагала по дорожке больничного парка к зловещему на вид строению, выкрашенному суриком с железной дверью. Тут располагался городской морг и прозекторские.

К счастью, входить и испытывать свой нежный организм вонью формалина и хлорки ей не пришлось. Полковник Гущин появился на пороге сам. Вдохнул свежий воздух с таким видом, словно только что поднялся с самого дна Марианской впадины.

– Наш пострел везде поспел, – приветствовал он Катю. – Как всегда вовремя ведомственная пресса.

– Угадали, из этого дела получится потрясный репортаж, – ответила Катя. – Не каждый день у нас отравления. Только вот все больше и больше неясностей.

И она тут же поделилась новостью о состоянии здоровья Архиповой.

– Они ошибаться могут, а потом еще неизвестно, что привело к таким результатам, что инфаркт заподозрили. И с этим тоже разберемся, – Гущин после долгих часов в прозекторской бок о бок с патологоанатомом и токсикологами все, кажется, не мог надышаться.

– Что показало вскрытие? Какова причина смерти Гертруды Архиповой?

– Ты вот сразу запомнила, как девочек зовут, а я все путаю.

– Имена в честь героинь пьес Шекспира.

– Не читал, фильм смотрел со Смоктуновским.

– Отчего она умерла?

– Отек легких и паралич органов дыхания, – отдышавшись, Гущин тут же сунул в рот сигарету. – Но вот в результате чего это произошло… Анализы, токсикология готовы будут лишь через двое суток, эксперты все образцы с собой забирают в нашу лабораторию. Кроме того, они заберут на исследование анализы ее сестер и бабули тоже.

– У покойного майора Лопахина симптомы были те же?

– Отек легких – да, паралич дыхательной системы – да. У него таллий попал с инъекцией сразу в кровь. Мне токсиколог наш объяснил – эффект оказался смертельным моментально. Все обычные стадии отравления таллием и самый основной признак – выпадение волос при этом как бы оказались пропущенными, не проявились.

– Федор Матвеевич, что вы искали вчера утром там, на его даче?

Гущин прищурился, пожевал сигарету.

– Ты заметила, где у него след от инъекции?

– Нет. Я же тела не видела. Даже фотографий.

– Вот здесь, – Гущин указал на свое левое предплечье. – А сам он правша. И сидел за рулем. Управлял в этот момент своей машиной, сам подкатил к светофору. Представить себе, что кто-то сидящий с ним рядом на пассажирском сиденье тянется через руль и вонзает ему в левое предплечье шприц… Абсурд, гораздо легче и быстрее уколоть в правую руку или в ногу. А вот диабетик, когда сам себе делает инъекцию, если он правша, обычно впарывает себе укол именно вот в это место – в свое предплечье левое, в мякоть. Тут мы и нашли след от укола у майора. Какой вывод?