Полёт попугайчика - Евгения Мелемина

Деревья были не светлыми и не темными — листва их была совершенного приятного зеленого оттенка. Трава росла привольно, но угадывался в ее нестройных рядах обдуманный контроль. Скамеечки, низенькие, очень широкие, выкрашены были в приятный кремовый цвет, ничуть не напоминающий больничные безликие цвета.

Томми попался на пути камешек, и он обошел его — камешек лежал на тропинке так, будто его положила чья-то заботливая рука.

За кронами деревьев угадывалось здание — оно выставило напоказ лишь круглую башенку и центральный вход с белой аркой над тонкими колоннами. Колонны врастали в арку каменными охапками виноградника.

Распахнутая дверь приглашала в прохладный холл, где запахи лекарств, гнили и пыльных матрасов с успехом маскировались душистой вербеной и настойчивым запахом розовых гераней.

В холле никого не было. Томми заглянул в гардероб и увидел там пару старых облезлых пальто. На столике перед окном лежал веер рекламных проспектов. Вставные челюсти, мосты, протезирование, массажеры для пяток.

Запах герани — Томми ненавидел его, с трудом отличая от запаха разложения.

— Эй! — позвал он, отвернувшись от окна. — Здесь кто-нибудь есть? Кто-нибудь?…

Он видел лестницу, ведущую наверх, чисто вымытую лестницу с выщерблиной на первой ступеньке, но подниматься туда без сопровождения не хотел.

«Томми Митфорд. Старикан Митфорд. Ему давно пора на свалку, он гадит под себя и не может сожрать ничего тверже взбитых сливок.

— Невелика беда, мы разжуем ему мясо и овощи. Разжуем ему и подадим через трубку в беззубый рот, наши слюни и чертово куриное мясо, белые куриные грудки…»

— Юноша?

Томми обернулся и увидел улыбающуюся девушку с белым прямоугольником бейджика на клетчатом платье.

— Вы посетитель? К кому пришли?

Не дожидаясь ответа, она уставилась в монитор и защелкала пальцами по клавишам.

— Миссис Флорес, — сказал Томми, подходя ближе. От девушки угрожающе потянуло запахом какого-то полузабытого лекарства. — Я пришел к миссис Флорес.

Девушка подняла на него серые внимательные глаза и задумалась. Видимо, основной компьютер находился у нее в голове.

«Данные обработаны», — мысленно подсказал ей Томми. Будет забавно, если она так и скажет, а потом выдвинет челюсть, а там окажется стопочка белых листочков с именами и фамилиями, как в ящиках со школьными анкетами.

— Миссис Флорес умерла три года назад, — приветливо сказала девушка.

На ее бейджике было написано «Энн».

— Умерла? А другой миссис Флорес здесь нет?

— Она была единственная, — с достоинством ответила Энн и вдруг встревожилась: — Вы ее родственник? Вы не знали?

Томми пожал плечами:

— Это не так уж важно. У меня была двоюродная сестра, ее звали Кэтрин. Я помню ее день рождения. Был большой пирог, а еще пришел клоун, она увидела его и разревелась… Так вот, моя сестра умерла, а мне никто об этом не сообщил, что уж говорить о какой-то миссис Флорес.

Энн выслушала его профессионально-внимательно, и таким же профессионально-сочувствующим голосом произнесла:

— Примите мои соболезнования.

— Спасибо. Можно я прогуляюсь тут по саду? У вас очень красиво. Я никогда тут не был.

— Конечно. Миссис Флорес любила сидеть на третьей лавочке за большой липой в конце аллеи. Может, вам захочется увидеть это место.

— Конечно.

Томми улыбнулся ей и поймал ответную улыбку, в которой ему почудилась симпатия. Настроение предсказуемо поднялось — Томми сильно зависел от оценок окружающих и радовался, когда ему удавалось кому-то понравиться.

Теперь Энн не казалась ему роботом. Она наверняка милая девушка, просто приучена к однообразной работе…

Он снова вышел во двор и пошел по аллее, неосознанно следуя выданной ему инструкции. В конце аллеи действительно росла огромная липа, вытеснившая одну из скамеечек на аккуратную лужайку.

На скамеечке сидел старик с белым лицом, на котором морщины выглядели шрамами. Все они, идеально прямые, геометрически правильно пересекали лоб, под выверенным наклоном спускались к губам от крыльев носа и даже в уголках глаз собрались стрелами одинаковой длины.

Через редкие седые волосы старика просвечивала поросячьи розовая кожа. Одет старик был в белую рубаху и синие широкие штаны, а высохшими руками держался за красивую палочку.

Темными влажными глазами старик мечтательно глядел прямо перед собой.

Ему не хватало только соломенной шляпы, чтобы завершить образ престарелого фермера, созерцающего плоды своего труда.

Томми присел рядом, про себя отметил, что миссис Флорес и старик выбрали отличное местечко: отсюда видно было не только город, нарезанный ровными ломтями на кварталы и улицы, но и плотину — монументальное сооружение, издалека смахивающее на укрепления Изенгарда.

Сходство дополняла серая лента неспешной реки, залитая слюдяным блеском.

Старик созерцал город с таким видом, будто лично его отстроил.

— Вам нравится вид? — спросил Томми, вдруг поняв, что миссис Флорес не единственная, кто мог бы ему помочь. — Кто-то сказал мне однажды, что наш город отлично смотрится с высоты птичьего полета.

— Будь я птицей, — трескучим сухим шепотком сказал старик, — я бы летал и срал на него, срал и срал на него…

— Да? — спросил Томми. — Интересно. Можете рассказать подробнее? Я пишу статью… Маленькое интервью. О городе.

Старик умолк и снова обратился в созерцание, а Томми вынул из рюкзака блокнот, отлистал несколько страничек и, вспомнив Алекса, написал: «Будь я птицей, я бы построил себе гнездо на самой вершине плотины, чтобы любоваться этим городом в любое время суток».

— Меня зовут Роберт Пибоди, — нарушил молчание старик.

— Я Томми. Томми Митфорд. Вы дадите мне интервью, мистер Пибоди?

Старик покивал головой.

— Моего сына зовут Артур Пибоди.

— Я знаю. Он работает на почте.

— Работает! — презрительно сказал мистер Пибоди. — Артур никогда не умел работать. Он умеет только перекладывать конверты. Понимаешь, что я хочу сказать? Перекладывать! Он плохой сын. Он очень плохой сын. Когда он родился, я сказал: «Анна, кого ты мне родила? Это мышь, а не человек!».

Томми вздохнул и написал: «В этом городе я вырастил своего сына, которым очень горжусь».

— Пиши, — сказал мистер Пибоди. — Пиши и запоминай: здесь не люди, а настоящая господня срань.

«Я смог вырастить его настоящим человеком благодаря поддержке и примеру жителей нашего города».

Томми покусал ручку, поднял глаза и увидел: тень, нависшую над северными кварталами, где располагалась и школа.