Кризис среднего возраста. Записки о выживании - Дэрил Шарп

Я сдался. «Объявляю паузу, — сказал я. — Я кое-что хочу тебе сказать».

Нэнси сняла свои садовые перчатки и снова села на траву. Она была без косметики, ее волосы были собраны в пучок. Она казалась довольно бледной. Я устремился к ней всей душой. Мне не хотелось причинять ей боль. Я мог купить ей новую одежду, мог сводить ее в оперу, устроить ей сюрприз, например, фунт орехов кэшью или целый ящик черепах. Но я продолжал наступать:

«Мне не нравится, что ты встречаешься с Борисом».

Я произнес это так вежливо, как только мог, убедительным тоном. «Хорошо, я был с другими женщинами, но теперь перестану с ними общаться. По-моему, у нас есть только одна возможность. Я хочу честных отношений».

Нэнси смотрела на деревья, нахмурив брови: «Ты опять окаменел».

«У меня небольшой тик», — сказал я, извиняясь.

«На один день ты был наказан, — сказала она. — У тебя ко мне совсем нет чувств?»

Меня вернули назад.

«Что ты имеешь в виду? Я люблю тебя. Просто я не могу так с тобой жить».

Нэнси стиснула зубы. «Такая жизнь мне нравится не больше, чем тебе, — сказала она. — Ты хочешь внушить мне чувство вины? — Ее глаза наполнились слезами. — Что будет с детьми?»

Я ужасно себя почувствовал. Я знал, что больше всего Нэнси боится остаться одна с детьми. Мне кажется, она так до конца и не оправилась после ухода из семьи ее отца. Мне остается только сожалеть об этом, но здесь я ни при чем. У меня свои проблемы.

«Я больше не могу так жить, — сказал я. — Я уже готов пойти на то, чтобы не заниматься с тобой любовью. Но когда ты занимаешься ею с кем-то еще, — это уже слишком».

Это замечание вывело ее из себя. Она все время говорила, что Борис для нее является только другом. Она прочла мне лекцию о том, что значит быть подозрительным и какие вредные последствия вызывает ревность. «Может быть, ты действительно болен.

У меня есть только мои друзья. Сколько можно об этом спрашивать?»

У нее потекли слезы. Полилась вся горечь и посыпались все обвинения в мой адрес: про ее одиночество и молчаливое страдание, про ее вину и тоску. А также все взаимные обвинения, обиды, враждебность. Какой я холодный и неласковый, бессердечный и жесткий человек, полностью лишенный всяческого сочувствия.

Какой я нечуткий и неразумный. Если бы я любил ее на самом деле, то понимал бы, что ей нужно, и так далее, и тому подобное.

В меня палили из крупнокалиберного пулемета; а у меня в руках была только садовая лопатка.

Затем она как-то сразу действительно успокоилась. «Есть еще одна вещь, — сказала Нэнси. — Когда приходит время заниматься любовью, ты остаешься таким же драчуном. Ты так этому и не научился. Ты — животное. Ты — живое воплощение самой грубости. Мне нравится некоторая утонченность. Я думала, что ты поймешь это хотя бы сейчас! — Она встала и отвернулась. — Я не знаю, что с тобой делать: сейчас я на пределе своих психических возможностей!»

Я сник, просто распался на части, потеряв все, что имел. Поникнув головой, я побрел к подвалу. Я себя чувствовал как последнее дерьмо.

Норман откинулся в кресле и закрыл лицо руками.

— Что мне делать? Я не знаю, куда мне деться…

Эта жалоба Нормана словно ужалила меня. Я стараюсь быть объективным, но я не каменный. Я положил руку ему на плечо и сказал, что все образуется.

— Это здоровое очищение атмосферы. После открытого выражения ваших чувств возможно все что угодно.

Я не верил в это, но сказал. Будучи аналитиком, вам иногда приходится говорить какие-то вещи, в которые вы сами не верите. Самое смешное, что именно это позволяет вам оставаться честным.

— У меня дух захватило, — сказала Рэйчел. — Что произошло дальше? Куда ты направился потом? Не могу дождаться!

Она сидела на софе, поджав под себя ноги; позицию йоги она считала для себя вполне удобной. А я нет.

— Толком не знаю, — ответил я. — Тот, кто борется с драконом и со всех ног удирает от него в подвал, не герой. Может быть, я там его и оставлю. Наверное, это среда его обитания.

— Я думала, в нем проявится истинная воля, — сказала Рэйчел. — А он даже не сделал никакой попытки. Он просто отступил и все.

— Может быть, и так, но постепенно приближается конец истории. У меня была цель — показать кризис среднего возраста, а не устраивать еще один.

— Мне нравится их диалог, — сказала Рэйчел. — Сцена в саду просто великолепна. Неужели так все и происходит?

Я поежился в кресле.

— Я довольно свободно оперирую фактами. Обрывками и осколками прошлого. Но чувства близки к тем, которые были у Нормана, и все происходящее в точности соответствует моему пониманию психологии.

Рэйчел задумалась.

— Нэнси не настолько честна, как Норман. Почему она не призналась в том, что у нее есть любовник?

— Как я уже говорил, она столько же вкладывала себя в жизнь с Норманом, сколько вкладывал себя Норман в жизнь с ней. Она не хотела пойти на риск и все это потерять. Разумеется, Норман уже знал о ее связи, но не мог продемонстрировать Нэнси ее измену, так как сам был крепко связан материнским комплексом.

— Все же, — сказала Рэйчел, — Нэнси мне гораздо симпатичнее, чем Норман. Его выходки граничат с крайностью. В какой-то момент он очаровательный Дон Жуан со сверкающим мечом, в следующий момент — клоун, затем — дурак. Как может женщина жить с таким мужчиной? Почему Нэнси давно его не бросила?

— Ты должна читать между строк. Может быть, слишком много осталось за рамками текста? Например, в третьей главе, где я писал об анимусе? Я имел в виду, что читатель учтет проекцию Нэнси на Нормана, в которой содержался материал, связанный с ее отцом; она хотела видеть в Нормане главу семейства, который действительно отвечал бы за все. А он не мог соответствовать этому образу, потому что в нем было слишком много от пуэра. Но при этом он был очень хорошим экраном для такой проекции. Нэнси все еще верит в Нормана, она продолжает надеяться на него.

Вспомни, с самого детства у нее не осталось ощущения, связанного со своим родным отцом. Это же очень важно. У нее нет реальной сбалансированной модели анимуса, которая бы способствовала ее психологическому развитию. Эмоциональная пустота в ее отношении к родному отцу заполнена фантазиями — ожиданиями, порожденными архетипическим отцом. Роль Нормана в ее жизни состоит в том, чтобы сделать реальной эту фантазию. Строго говоря, у Нэнси нет даже отцовского комплекса; у нее не существует прямой связи с архетипом отца.

— Он может оказаться замечательным анимусом, — заметила Рэйчел.

— Да, настоящим бременем. У Нормана не было никаких шансов. На этот раз победил Голиаф.

Мне понравилась эта строчка. Рэйчел, видимо, этого не заметила.