Кротовский, не начинайте - Дмитрий Парсиев

— Знаю.

— Ну, хоть что-то ты знаешь, — Клещов кивнул своим и все они вернулись в карету, — Я последний раз тебя предупредил, — Негромко повторил он уже из окна экипажа, — Поехали.

Я перетерпел боль, немного отдышался и заковылял по улице. И что мне теперь делать? Опустить руки, забиться в нору и забухать с деревенскими мужиками только потому, что какой-то бай решил, что земля — это его земля… а какой-то клещ возомнил, что город — это его город?

Забухать несложно. Деревенские мужики едва вышли из беспросветного запоя, поверили, что новый барин на что-то способен. Новый барин дал надежду, новый барин и заберет надежду. Впервой что-ли? Любимая забава всех времен и народов. Забрать у людей надежду, а потом удивляться, почему они до сих пор не передохли… Ну уж нет. Хрен вам, паразитам. Я еще побарахтаюсь. И Мышкин в нашей стране пока еще не царь.

Дойдя до главного здания Семигорска натыкаюсь на возбужденного Комаринского.

— Кротовский, где тебя носит все время? Почему все время я за тебя отдуваюсь?

— Ох, что там опять?

— Вот-вот, ключевое слово «опять». Иди встречай очередную гостью.

Мне вдруг почти нестерпимо захотелось, чтобы очередной гостьей оказалась Белкина. Но увы. Зайдя в класс, увидел Веронику Кондратьевну. Мне даже пришлось потрясти головой, чтобы убедится, что от побоев глюк не словил.

— Вы как здесь очутились?

— Очень просто, граф, и не надо на меня смотреть, как на привидение, — Баба Нюка заулыбалась, ее явно повеселила моя удивленная рожа, — Ты же помнишь прорыв с Изнанки в магуче…

— Конечно помню. Мышкин подстроил.

— Неделю назад состоялась дисциплинарная комиссия. Из магуча меня выперли. Собственно, я это еще тогда предсказывала.

— Я помню. Но надеялся, что Мышкин от вас отстанет.

Баба Нюка пожала плечами.

— Мышкин просто запустил процедуру оценки моей профпригодности. Все остальное сделали другие руки.

— Ну а здесь-то вы как оказались?

— Попросила кое-кого из старых знакомых, чтобы меня отправили в семуч. Мне не отказали. Собственно, тут и отказывать не в чем. Именно та дыра, в какую меня и должны были сослать. Ты против разве?

— Предок с вами. Я только рад. Но тут одно название, что училище. Здесь даже нет прохода на Изнанку.

— В курсе. Уже поговорила с этим вашим Комаринским, — баба Нюка очень точно изобразила резковатую манеру подпоручика, — «Тут везде проход на Изнанку».

— Мне он сказал тоже самое.

Вероника Кондратьевна покивала, а затем подняла на меня взгляд мудрой старой женщины.

— Так и будешь ходить вокруг да около? Не спросишь?

Набираю в грудь воздуха и выпаливаю:

— Как… Белкина поживает?

— А вот об этом ты можешь у нее спросить.

— В смысле?

— Иди уже. Там на улице. Она истомилась.

Выбегаю на улицу. Маленькая фигурка на углу здания. Она будто озябла и обхватила себя за плечи, чтобы согреться. Подбегаю к ней, загребаю в объятия.

— Белкина, черт тебя побери, какого черта ты сюда приперлась?

— Скотина ты, Кротовский, бесчувственная.

— Не смогла я, Кротовский, — Белкина хмурилась и смотрела на меня большими доверчивыми глазами, — Жить в одной банке с этими «пауками» совсем невыносимо. Все это их Пауковское семейство… бр-р… постоянно интригуют даже друг с другом… все плетут, все опутывают. Пауков младший, представляешь, безо всякого стеснения посвятил меня в свои замыслы.

— И что за замыслы? Он хочет оплести паутиной весь мир?

— Он бы, может, и рад оплести весь мир, но они же «всего лишь ательеры»… они оказывается еще и жутко комплексуют от этого… а пока Пауков младший задумал взять в жены какую-то императорскую кузину.

— Погоди. А тебя он куда девать собрался?

— В его планах мне отводилась роль младшей жены.

— О, не знал, что на просторах Российской империи практикуется многоженство.

— Кротовский, ты бы пожил немного рядом с этими Пауковыми, такого бы наузнавал, поседел бы наверное.

— Бедная Белкина, вечно тебе достается.

— С твоей подачи между прочим.

— Каюсь. Я только хотел устроить твою судьбу.

— И только поэтому я тебя прощаю, Кротовский.

— И как же тебе удалось вырваться из банки с пауками?

— На одном важном приеме и при большом скоплении важных персон я выложила Пауковской мамаше все, что думаю о ней, о Паукове младшем и обо всем ее семействе, — Белкина счастливо улыбнулась, — Это было что-то! Ты бы видел с каким позором они меня изгоняли!

— Ты не выглядишь как-то сильно опозоренной. И? Что теперь? Только не говори, что перевелась учиться в Семуч.

— А что такого? Бабу Нюку сюда перевели. А меня из имперской академии выперли на следующий же день после скандала с мадам Пауковой. Что мне еще оставалось…

— А, гори все синим пламенем… Белкина, я чертовски счастлив тебя видеть.

— Ты не выглядишь как-то сильно счастливым.

— Мне сегодня дважды угрожали, даже слегка побили… мне передали «привет от Мышкина»… скорее всего меня попытаются ограбить, убить и снова отправить на каторгу. Не знаю, в какой последовательности. С твоим появлением проблем у меня только прибавится, в этом можно даже не сомневаться. Поэтому «да», ты права, Белкина, я не выгляжу особо счастливым.

— Да уж, Кротовский. Чего рядом с тобой никогда не бывает, так это скуки. И я лучше один один день проживу рядом с тобой, чем длинную жизнь рядом с Пауковым младшим.

— Ну… тогда потом не жалуйся, Белкина. Ты знаешь, с кем связалась.

Комаринский помог с жильем для всех сразу: Анюту, бабу Нюку и Белкину поселили на втором этаже у одной капитанской вдовы. На троих им досталось всего две комнаты. Но ничего, поделят как-нибудь жилплощадь. Не в деревню же их везти.

Мы с Кешей отправились в Лучково на Комаринском грузовике. Я хотел и Кешу к девчонкам подселить, они не возражали, но тут сам Кеша воспротивился. Не по-пацански мол это. Когда подъезжали к деревне, увидели вереницу женщин с детьми, бредущих пешком в соседние села. Водитель мне не отказал, мы чуть не до ночи развозили их по «пунктам временного размещения». Вернувшись, наконец, в Лучково едва успел разуться, раздеться и сесть за стол перед зажженой лампадкой, как меня закинуло в игру.

Забавно видеть лица товарищей, которые только что перенеслись сюда из неведомых мне миров. Акула по инерции причмокивает и облизывается. Наверняка только что что-то жрал. Резкая Жужа хмурится и кусает нижнюю губу, будто подбирает аргументы в незаконченном споре.