Благословенный камень - Барбара Вуд

Абрам почувствовал, как его сердце подкатывает к горлу. Что за безумие? Зачем он упорствует в своей страсти, если знает, что это не кончится добром?

И только он решил, что, разыскивая Марит, он навлечет на себя одни несчастья и что ему нужно возвращаться к братьям в виноградник, как вдруг заметил группу женщин, собравшихся вокруг торговца хной. Его внимание привлек не их внешний вид, а голоса и смех, и особенно один, высокий и мелодичный, как пение птички, живущей среди ивовых ветвей на речном берегу.

В одно мгновение ему показалось, что лагерь исчез. Земля ушла из-под ног Абрама. Небо растворилось. И осталась лишь Марит и ее восхитительный смех.

— Прочь с дороги, мальчик! — проревел мясник, тащивший тушу овцы.

Но Абрам как будто одеревенел — стал нем и неподвижен. Любовный недуг окутал его теплым облаком. Он с трудом мог дышать. И думал про себя, что, наверное, можно умереть от любви.

А потом Марит обернулась и посмотрела на него. И произошло чудо.

Снова была ночь, и звезды с луной горели ярко, как никогда, а его ноги вдруг опустились на землю, устойчивую, твердую и дарящую надежду; лагерь был на месте, и в нем слышался смех, извивались под ритмичные хлопки танцоры, в воздухе царило ощущение праздника. Сердце Абрама опустилось обратно в грудную клетку, и снедавший его жар вырвался на волю. Потому что Марит смотрела на него — прямо на него, смотрела ему в глаза своими темными глазами, не отрываясь и словно поглощая его взглядом.

Он сглотнул. Такой взгляд нельзя истолковать ошибочно.

Долина Воронов представляла собой речное русло, по которому во время зимних бурь протекал бурный поток, а летом он пересыхал. Лунная тень Абрама следовала за ним по пятам, как сообщник, резко выделяясь на фоне скалистых стен узкого каньона. Он прислушался к тишине, к одинокому завыванию шакалов, к свисту ветров в скалистом овраге. Ночной воздух был прохладным, но его кожа горела, как при лихорадке. Он наблюдал за полной яркой луной, совершающей свой бесконечный путь по небу.

У него была небольшая надежда, что Марит придет. Он прибег к уловке: попросил одного из друзей передать Марит тайное послание, когда она будет набирать воду из колодца. Он должен был сказать ей, что Абрам нашел в Долине Воронов редкий цветок, который он хотел бы ей показать. Марит поймет, что это ложь, но это будет для нее предлогом, если она захочет прийти.

Присев на корточки, Абрам ждал. Подул ветерок, и до него долетела музыка и смех прощального пира, он уловил вкусные запахи еды. В желудке у него заурчало, но он не чувствовал голода. Он ощущал лишь нарастающее нетерпение и беспокойство.

Время шло. Луна двигалась по небу. Абрам вскочил и сделал несколько шагов. Марит и не собиралась приходить. Ну и дурак же он, что смог в это поверить!

И вдруг она появилась — как будто соскользнув с лунного луча, тихо ступила на землю.

Они смотрели друг на друга, разделенные небольшим пространством. Впервые в жизни они оказались наедине — до этого они всегда встречались в присутствии ее сестер или братьев Абрама, или других поселенцев. А теперь они были совершенно одни под звездами.

Абрам чувствовал, что его трясет, от страха и волнения одновременно. Ни в одну из его грез не закрадывался страх. Его внезапно осенила запоздалая мысль, что здесь, в этом каньоне, могут появиться их предки, Талита и Серофия, призрачные соперницы, пришедшие посмотреть, как их потомки будут нарушать табу. Он почувствовал, как на спине выступил холодный пот и потек ледяными струйками по позвоночнику. Абрам не сомневался, что если он сейчас резко обернется, то увидит у себя за спиной Талиту, разгневанную и готовую оторвать его голову.

Он увидел, что Марит потирает руки и смотрит тайком по сторонам, как будто тоже боится, что сейчас над ней возникнет ее прародительница и нанесет ей смертельный удар.

Но минуты шли, а они слышали лишь свист ветра в скалах и видели только тени, лунный свет и друг друга. Абрам кашлянул. Ему показалось, что это прозвучало как удар грома.

Марит смотрела на свои ладони.

— Цветок, — мягко произнесла она. — Ты…

Он сглотнул:

— Я… Она ждала.

Ему казалось, что из него вот-вот извергнется пламя.

— Я… — начал он снова. Все его фантазии о том, как они впервые заговорят друг с другом, оказались бесполезными. Внезапно он почувствовал, что на него смотрят бабушка и авва, а также все его предки вплоть до самой Талиты, и его снова обуял страх. По пылающей коже заструился холодный пот, его опять затрясло. Что он делает?

Потом он увидел, что она тоже дрожит, и понял, как она рискует, придя сюда, какой опасности подвергает себя. Если Молок узнает, он исполосует ей спину до крови!

Но они еще могут остановиться и спастись. Он должен убежать в горы, и тогда Марит быстро вернется домой. Это было бы самым разумным.

Но оба продолжали стоять неподвижно. Они были в плену лунного света и взаимного желания — шестнадцатилетний мальчик и четырнадцатилетняя девочка, уже превращающиеся в мужчину и женщину.

Потом никто не мог сказать наверняка, кто же сделал первый шаг. Но им и нужен был только этот первый шаг — остальные незамедлительно последовали сами собой, и уже через мгновение они оказались в объятиях друг друга. Абрам прижался губами к губам Марит, она обвила его шею руками. И во время этого отчаянного, торопливого и очень неуклюжего первого поцелуя каждому из них казалось, что сейчас разверзнутся и рухнут стены каньона и их обоих накроет лавина. Они ждали, что услышат вопли разъяренных предков, и чувствовали над собой холодное дыхание смерти.

Но они были только вдвоем, только Абрам и Марит, сжимающие друг друга в объятиях, забывшие о привидениях, которые могли за ними наблюдать, о нарушенном запрете и возможных последствиях, о своих родственниках и о мести. И, набрав в грудь побольше воздуха, чтобы произнести самое важное, оба сказали «люблю».

На следующее утро Абрам высматривал знаки, по которым можно было бы определить, что он навлек на свою семью несчастье. Он проснулся в твердом убеждении, что его дом лежит в руинах, или у него загорелась крыша, или его тело покрылось язвами. Но утро было спокойным, бабушка, как обычно, пила свое утреннее пиво. Она не жаловалось на плохие сновидения, не выказывала никакого беспокойства. Юбаль, однако, был задумчивее обычного, но Абрам приписал это предстоящему сбору винограда.

Молча, терзаемый беспокойством, Абрам проглотил свое пиво с хлебом и, прежде чем выйти из дома, усердно почтил предков, оставив им большую, чем обычно, часть завтрака, и помолился, чтобы они не насылали несчастье на его дом за то, что он согрешил с Марит.

Он жил в постоянном ожидании возмездия — ждал, что его внезапно поглотит земля или поразит молния, но дни проходили один за другим, никаких признаков несчастья в доме не наблюдалось, и Абрам, осмелев, решил снова тайком встретиться с Марит в Долине Воронов. Она тоже не заметила в своем доме ничего ужасного — значит, предки не возражают. «Значит, Богиня захотела, чтобы мы наслаждались, — рассудил Абрам, заключая Морит в объятия. — А кто такие наши предки, чтобы ослушаться Богиню?»