Убийство арабских ночей - Джон Диксон Карр

И я поступил так, как сделал бы Уоллес на моем месте. Я не забыл аккуратно положить калькуттское издание во внутренний карман и плотно нахлобучил цилиндр на голову. Главным образом меня волновало, что бандиты мистера Гейбла не позволят прорваться к дверям зала, и я не смогу с ними справиться; не важно, в любом случае их главарь будет в моей власти.

И затем, сэр Герберт, я прыгнул.

Вскочив, я смахнул со стола зеркало – точно, как я скинул с вашего стола фотографию вашей уважаемой супруги. Но в данном случае я испытывал насущную потребность в таком поступке, ибо эмоциональное возбуждение решительно требовало что-то разбить. В два прыжка я оказался около дверей, куда не успела заглянуть команда мистера Гейбла; я захлопнул двери перед носом молодого человека в очках, повернул ключ и с холодной улыбкой повернулся к мистеру Гейблу, нацелив пистолет ему прямо в сердце – точно так вел бы себя и Уоллес.

– Ну-ну-ну! – сказал ошарашенный мистер Гейбл. – Что все это значит?

Какая-то неудержимая сила несла меня, и, хотя я сохранял ледяное спокойствие, она и подсказала мне гордые слова, которые иным образом никогда бы не пришли мне в голову.

– Это означает, мистер Гейбл, – сказал я, – что игра окончена! Я инспектор-детектив Уоллес Берри из Скотленд-Ярда, и я арестую вас за покушение на убийство Грегори Маннеринга. Руки вверх!

Человеческое мышление не поддается рациональному объяснению. Даже в эти минуты неподдельной опасности, когда на моей физиономии торчали дыбом эти нелепые бакенбарды, а шляпа была напялена под углом, явно не подобающим скромному церковнослужителю, я не мог не подумать – с внезапным приливом гордости, – как восприняли бы своего пастора члены кружка женской взаимопомощи, увидь они меня сейчас. Я преисполнился триумфа, когда увидел, как исказились лягушачьи черты лица мистера Гейбла – глаза у него выкатились из орбит, напоминая стекла очков, и, раздувая большие светлые усы, он уставился на меня со смешанным выражением страха и вины.

– Послушайте, старина, – сказал он, – у вас что, крыша поехала?

– Эти увертки вам ничего не дадут, мистер Гейбл, – строго сказал ему я. – Когда вас поместят в камеру, у вас будет возможность оценить замысел Провидения, которое разрушило ваш заговор. Сделайте лишь шаг или пикните – и я вышибу вам мозги!

– Окончательно рехнулся! – заорал он, яростно взмахнув кулаком. – Идиот, пистолет заряжен холостыми патронами. Опусти его!

– Старый прием, друг мой, – презрительно процедил я сквозь зубы. – Очень старый. Держитесь подальше от телефона. Я звоню в Скотленд-Ярд и вызываю Летучий отряд, поскольку я детек…

– Я знаю, кто вы, – со сдавленной злобой, которая не поддается описанию, сообщил взбешенный Гейбл. – Вы беглый псих, который непонятно каким образом попал сюда, и пусть даже вас ангажирует студия «Парамаунт», разыграть Грега Маннеринга у вас не получится.

Хотя я был готов к его рывку, поскольку весьма схожий инцидент описывался в романе, с горечью вынужден признать, что не успел отреагировать.

Если мне не изменяет память, я стоял на одном из этих маленьких половичков, которые иногда кладут на ковер. С какой-то дьявольской быстротой плюгавец Гейбл нагнулся, схватил его за край и резко дернул на себя…

Мне кажется, что в тот момент, когда пятки у меня взлетели в воздух, я с силой ударился головой о край стола, что стоял за спиной. В моем черепе раздался звон и грохот, комната расплылась перед глазами и пошла рябью, как изображение на воде, и хотя я смутно осознавал все, что происходит вокруг, но не в силах был пошевелиться, лежа на спине.

В этом унизительном положении, которое слабость плоти была не в силах преодолеть, я, как уже отмечал, все же мог наблюдать за происходящим. Так, мистер Гейбл воздел руки к потолку, обратясь к нему со страстным возгласом: «Ну, что мне делать с этим маньяком?» Пусть голова у меня была затуманена, но я понимал, что он имел в виду. Он бросил взгляд в сторону туалета и снова посмотрел на лифт, на дверях которого, как я сейчас смутно осознал, была задвижка. Что может быть лучшей тюрьмой, мелькнула у меня в голове мысль, чем металлическая клетка лифта, который вышел из строя и запирается снаружи? Я попытался оказать слабое сопротивление и промычал несколько неразборчивых слов, когда меня, лежащего на спине, потащили по ковру; мистер Гейбл открыл дверцу лифта, и меня засунули внутрь. Когда дверь с треском закрылась и была заперта снаружи, я стал приходить в себя от шока этого постыдного положения. У меня кружилась и болела голова, но я все же заставил себя подняться на ноги; боль, которую я испытал, стукнувшись лодыжкой о какой-то пустой деревянный ящик в темноте лифта, помогла мне окончательно прийти в себя.

В обоих дверцах лифта было по окошку из толстого стекла, размерами примерно в квадратный фут. Прижавшись к одному из них, я хорошо рассмотрел комнату. В самом худшем положении я мог попытаться разбить стекло кулаком, но решил поберечь энергию, пока окончательно не пройдет тошнота. Так что я продолжал наблюдать. Заперев меня, мистер Гейбл первым делом кинулся к дверям в зал, которые я закрыл, и распахнул их. В помещение торопливо влетел светловолосый молодой человек в очках, с которым взволнованный Гейбл начал оживленный разговор; оба они несколько раз показывали на лифт и делали какие-то непонятные жесты. К сожалению, из-за металлических стенок лифта я не слышал, о чем они вели речь. Я мог только испытывать бессильную ярость, находясь в столь унизительном положении, как животное в клетке зоопарка. Насколько я мог догадаться, молодой человек в очках, похоже, убеждал мистера Гейбла выйти и поговорить с остальными соучастниками в зале. И когда они оба направились к дверям, меня наконец осенило.

В задней стенке лифта, которая располагалась параллельно залу, я заметил светлое пятно и определил, что свет пробивался сквозь зарешеченное отверстие вентилятора, расположенное на некотором расстоянии от крыши лифта. Вот оно! Если я смогу добраться до него, то смогу и видеть и слышать все, что происходит в зале. Хотя, как видите, я довольно высок, все же я не мог дотянуться до него, но с помощью деревянного ящика ситуация упростилась.

Взобравшись на ящик, я прижался носом к решетке вентилятора и, слегка ворочая головой из стороны в сторону, прекрасно видел все, что происходило в зале.

И тут доктор Иллингуорд остановился, потому что у него перехватило дыхание. В первый раз с той минуты, когда он начал рассказывать, его лицо обрело какой-то странный оттенок.

– И с этого наблюдательного пункта, сэр Герберт, – сказал он мне, – я увидел, как произошло убийство.

Итак, наконец – слава богу, наконец-то мы подошли к сути дела. То был решающий момент во всей этой дьявольской неразберихе. Я не хотел, ребята, прерывать повествование старика или намекать ему, что после столь обильного словоизвержения стоит быть лаконичнее, ибо он был полон страстного желания разобраться в происходящем. Я совершенно уверен, что, даже поняв, насколько изменилась атмосфера, он ломал себе голову над тем, что же в музее происходит.