Последний довод побежденных - Сергей Лапшин

И в тот же самый миг со стороны, куда послал Терехов Свиридова, раздался выстрел. Короткий, хлесткий и резкий звук карабина. К которому тут же присоединилось стрекотание ППС. Через пару мгновений, будто окончательно вычерчивая картину катастрофы маленькой группы беглецов, все легкое стрелковое оружие заглушила собой узнаваемая молотилка MG-34.[31]

* * *

— Я останусь, — Свиридов не спрашивал разрешения. Всего лишь ставил в известность Терехова. Зло поджав губы и не теряя времени, он осматривался по сторонам, ища позицию. В пятидесяти метрах в глубь леса двое его людей, тех, вместе с кем он решил не расстреливать детей и сдаться красноармейцам, держались против идущих по следу егерей. Захаров был ранен в первую же секунду боя, и Жилов, не желая бросать друга, вступил в огневой контакт. Свиридов же вернулся к месту отдыха лишь для того, чтобы предупредить о нападении и сообщить свое решение.

Терехов коротко взглянул на подбежавших Клыкова и Овсеенко, снявшихся с наблюдения, на детей, моментально примолкнувших при звуке стрельбы, и на пленного со связанными впереди руками, с кляпом во рту, и злыми искрами в темных, водянистых глазах, с растрепанной прической, в напяленной впопыхах форме. И подумал вдруг о том, что жизнь его, этого фашиста, по-честному, и не стоит жизни Свиридова. Но сказать ничего, конечно, не сказал. Только обернулся к своим, и кратко, энергично задал:

— Ходу все. Диляров и Клыков впереди. Овсеенко, Симаков с пленным. Мы с Илюхиным замыкаем.

А затем подал руку Свиридову. Стиснул ладонь бывшего красноармейца и бывшего предателя, а ныне человека, который ценой своей жизни давал ему и его отряду фору. Обойдясь без слов, кивнул, глядя в глаза, развернулся и быстрым шагом бросился догонять уже начавших движение разведчиков.

И ни капли не удивился, когда увидел, что Илюхин, третий боец Свиридова, даже и не подумал уходить. Как и бывший командир его, скинул мешок на землю, и торопливо потрошил его, набивая карманы магазинами к пистолету-пулемету, вытягивая из укладки гранаты, запихивал их в сапоги. Молча пробежал мимо него Терехов, нагоняя своих ребят, и пристроился к хвосту небольшой колонны.

Желания оглядываться не было. Каждый из них, абсолютно каждый знал, на что шел, знал, что его ожидает. В любом случае, кто бы ни был сейчас в противниках, Илюхина и Свиридова просто задавят количеством. На звуки боя наверняка подтянутся те, что остались в засаде на месте домика с ранеными. И брать ребят живыми никто не будет. Как, собственно, и его группу.

* * *

Свиридов, пожалуй, уступал разведчикам в мастерстве войны. Он и сам готов был это признать. Все же их натаскивают постоянно, умельцы они, каких мало, и ему с ними не тягаться. Ни ему, ни Илюхину. Так почему именно он остался? Да потому что хватит уже бегать. Набегались так, что стыдно за то, что на свет родился. Другие ведь как — смогли, стерпели, подохли как собаки, с ума от голода посходили, а не предали. Форму вот эту, которая как кожа вторая стала, не надели.

Свиридов устраивался за раздваивающейся толстой осиной, высматривал себе запасную позицию, и на душе у него было легко. Впервые за долгое-долгое время. Когда сдался и подписал, чтобы выйти из лагеря, сомневался. Когда строили на плацу, когда сам генерал рассказывал им о борьбе, о святой миссии русского народа, тоже сомневался. И когда присягу давал, когда надел форму, которую до того ненавидеть привык, тоже — сомневался. А вот в миг, что свел его с Тереховым, сомнения будто стер кто.

И ведь не разговаривал капитан с ним, ни словом не перекинулся, о задании не сказал, не намекнул даже. И от секретов их, если уж быть откровенным, подальше держал. Так — подай-принеси, отойди-не-мешай. Не доверял им капитан. А вот идти за ним хотелось. Все, что есть, положить хотелось на алтарь, или куда еще там, потому как правильно делал Терехов. И по большому счету неважно было Свиридову, для чего нужен этот поганец-майор. Совершенно неважно. Главное, что жизнь свою сам Свиридов заканчивал тоже правильно.

Он поднял пистолет-пулемет, упирая его раскрытым прикладом в плечо. Затаившись, немного переместился вправо, выглядывая из-за дерева. Пусть и не был лейтенант подобен ушедшим разведчикам в подготовке, однако бой собирался дать нешуточный. Проводил прицелом полусогнутую фигуру в маскхалате немецкого образца, чуть передвинул ствол, хладнокровно дождавшись, пока немец сам дойдет, и нажал на спусковой крючок.

Знакомо, коротко лязгнуло оружие, забилось в руках. Без звука свалился немец, убито упал. Мертво, без шевелений лишних, без стонов и криков. Тут бы и взорваться лесу ответным огнем, по которому и сам Свиридов с удовольствием вычислил бы противника. Засек огни выстрелов, посчитал бы количество. Ан нет. Не простые пехотинцы пожаловали по душу советских разведчиков, а ягдкоманда.[32]

Может, когда-то испугался бы Свиридов. Выучки их, закалки и боевого искусства. Да только не сегодня. Бурлила кровь, колотилась в венах, а вот в голове чисто было. Чисто и приятно, и словно бы даже подсказывал кто, как делать и что.

Свиридов лежал и не шевелился. Если не засекли первый выстрел, значит, и позицию не обнаружили. Если бы иначе было, сомневаться не приходится, подавили бы огнем, а сами подобрались ближе, да закидали гранатами. Но вот не повезло. Проглядели. Да и сам Свиридов не дурак, выбрал так, чтобы огонь вести через листву, чтобы выброс пламени не так и видно было.

Тянулось время, уходили секунды. Свиридов не торопил их, но каждой прожитой наслаждался. Время превращалось в шаги, которыми мерила группа Терехова расстояние, и уходила все дальше и дальше. Егеря, конечно, если рассказы все о них всерьез воспринимать, не отцепятся. Вот только вопрос, сколько останется их к тому времени, когда им удастся пройти Свиридова. Одного он положил намертво, и, возможно, еще кого прихватит. При первоначальном столкновении, дай бог, еще одного зацепили Жилов с Захаровым. А егеря, они ведь ротами да батальонами не ходят. Для них и три-четыре человека, выведенных из строя, обуза.

Думая, Свиридов не прекращал обшаривать глазами лес. Не вертел головой, а именно глазами искал, вычислял движения, резкие, не характерные для природы. Шум слушал нелогичный. Да, наконец, просто ощущениям своим доверялся! Уж очень хотелось убить еще одного. Хотя бы одного. Или подранить, но главное так, чтобы Терехов со своими уйти мог, чтобы мальцы, когда разведка побежит хорошо, по домам разошлись.

Вот он. Нашелся. Прислонился боком к дереву, слился с ним. Стоит на одном колене, и если бы не оружие, выдающееся чернотой на однородном осиновом стволе, нипочем бы не заметить. Свиридов нацелил в середину корпуса, выдохнул медленно и одной короткой очередью всадил три заряда в живот егерю. И в ту же секунду, не оценив даже результата стрельбы, плашмя вжался в землю.