Полночная чума - Грег Кайзер

— Да-да, оно мне нравится. И главное, его легко запомнить, — ответил Гиммлер. — Скажу честно, герр доктор, то, что я увидел здесь, выше всяческих похвал, тем более если учесть, с чем вы работаете. Гейдрих был прав, когда проворачивал свои сделки с япошками. Вы гений. Вы истинный гений.

У Волленштейна словно камень с души свалился. Он даже не знал, что на это ответить, и потому ограничился лишь кратким «спасибо». Неожиданно он увидел для себя возможность поделиться своими замыслами.

— Мы должны использовать самолет, герр рейхсфюрер, чтобы опылить Англию прежде, чем противник решится на высадку.

Каммлер фыркнул. Впрочем, если чье-то мнение и значило, то только мнение Гиммлера. Но рейхсфюрер молчал. Эти несколько мгновений показались Волленштейну вечностью.

— Скажите, эти ваши самолеты готовы? — наконец спросил он.

На этот раз с ответом не стал спешить уже сам Волленштейн.

— Я же вам говорил, — подал голос Каммлер откуда-то из-за облака табачного дыма. Но Гиммлер поднял руку, и тот умолк.

— Вторжение англо-американских войск состоится в самое ближайшее время, герр доктор, — сказал Гиммлер. — Судя по донесениям СД, уже в этом месяце. И если ваши самолеты не будут готовы до того, как вражеские войска погрузятся на корабли…

Волленштейн знал, что перебивать рейхсфюрера не следует, и все же…

— Антидот готов, — солгал он. — Нам осталось лишь одно: запустить его в производство. Даже если они отплывут из Англии до того, как у нас все будет готово, мы можем уничтожить их здесь, теми же самыми самолетами. Прямо здесь, на французском побережье.

— Всякий раз вы поднимаете тему Tiefatmung,[17]— подал голос Каммлер. Он не удержался и вставил в свою фразу прозвище, которое дал стрептомицину Волленштейн, Tiefatmung. — Всякий раз.

Гиммлер покачал головой.

— Обергруппенфюрер прав. Вы бы только испортили германскую кровь, — добавил Гиммлер. — Нет, уж лучше пусть они болеют у себя дома. Там, где эта ваша зараза нам не грозит.

— Но с антибиотиком ситуация кардинально меняется, и…

Каммлер бросил окурок в траву.

— Мое мнение — однозначное «нет».

— Но…

— Полностью исключено, герр доктор, — невозмутимо изрек рейхсфюрер. Голос Гиммлера звучал спокойно, без единой нотки гнева или раздражения. И все же Волленштейн уловил перемену его настроения. Это все Каммлер. Это он науськал рейхсфюрера, настроил против его планов.

— Тогда зачем понадобилось все это? — не смог удержаться и раздраженно спросил Волленштейн. — Будет применение нашим трудам или нет? Рейхсфюрер, прошу вас, выслушайте меня.

Каммлер шагнул вперед и, словно ствол пистолета, наставил на Волленштейна палец.

— Это вы послушайте меня. Это отсюда никуда не уйдет. — Палец Каммлера уткнулся Волленштейну в грудь. — Решение окончательное и не подлежит обсуждению.

— Именно, — добавил Гиммлер. Он поднес ладонь ко рту и негромко кашлянул. — Ну и воздух! Я не привык к здешнему воздуху.

Волленштейн так и не понял, шутка это или нет, и на всякий случай воздержался от смеха. Кто знает, вдруг Гиммлер сказал это на полном серьезе.

— Обергруппенфюрер также придерживается того мнения, что мы должны переместиться, пока у нас есть такая возможность.

— Переместиться?

— Наверно, мы зря позволили вам производить ваши эксперименты во Франции, — снова встрял в разговор Каммлер. — Здесь со дня на день высадятся американцы и англичане. Передвигаться по железным дорогам едва ли возможно. Шоссейные дороги не менее опасны. Нам нужно, пока не поздно, в целях безопасности в срочном порядке переправить все это в рейх. Я предлагаю Миттельверк. Там глубокие тоннели, им не страшны никакие бомбардировки. К тому же там идет производство ракет А4, что опять-таки нам только на руку. Можно объединить два эксперимента в один.

Миттельверк. Любимая нора Каммлера, вырытая им в горах неподалеку от Нордхаузена. Там истощенные и изнуренные непосильным трудом рабы собирали еще одно его детище — ракеты А4. И вот теперь Каммлер пытается убедить его, что вырытое им подземелье — идеальное место для продолжения экспериментов. Волленштейн поежился. Когда он по делам был в Миттельверке, тоннели поразили его сыростью и холодом. Помнится, он в них даже простудился и потом несколько дней провел в постели.

— Переместить все? Прямо сейчас? Но какой в этом смысл? — попробовал было возразить Волленштейн, но осекся. — Герр рейхсфюрер, если я сейчас все отсюда увезу… Вы же сами только что сказали, что высадку можно ждать со дня на день. Таким образом мы упустим возможность задействовать самолеты.

— Рейхсфюрер, единственно надежный метод — это ракеты А4. Мы, кажется, договорились… — начал было Каммлер. Но Гиммлер вновь вскинул руку. Волленштейн тотчас узрел для себя шанс и решил им воспользоваться.

— Месяц, дайте мне всего месяц, чтобы довести до конца эксперимент с самолетами.

— Месяц — слишком много. Слишком велика вероятность того, что американцы и англичане очень скоро произведут высадку, и тогда пути отступления в рейх будут перерезаны.

— Две недели, — Волленштейн, подобно утопающему, был готов ухватиться за любую соломинку.

Гиммлер покачал головой.

— Дайте тогда хотя бы неделю. Всего неделю, — Волленштейн был готов на любые уступки. Он даже затаил дыхание, ожидая, что скажет в ответ рейхсфюрер. Ведь это же его проект! Его эксперимент! Его детище, черт побери. Он уже нашел необходимый ему механизм для опыления полей, который производили в Силезии. Он два года трудился не покладая рук, можно сказать — вложил в это дело душу. И что он теперь имеет? Какая награда положена ему за его труды? Никакая? Но ведь это же несправедливо!

— Неделю, но только не полную, — ответил Гиммлер. — Даю вам пять дней. До среды. Если не ошибаюсь, это у нас будет седьмое число.

— Нет-нет, рейхсфюрер, послушайте меня, — снова попытался перетянуть одеяло на себя Каммлер. — Допустим, он побрызгает на англичан этой дрянью. Они же сумеют сдержать ее распространение и даже найдут способ противостоять ей. Более того, нанесут ответный удар. Нет-нет, мы должны обрушить на них всю мощь наших ракет. Сразу всех. Только это позволит нам…

— Всего несколько дней, Ганс. Всего пять, — успокоил его Гиммлер.

И Волленштейн понял: он недооценивал Печника. Каммлер не только рассчитывал наложить лапу на его бациллы, чтобы нашпиговать ими свои ракеты, он мечтал получить их в свое полное распоряжение. Это он убедил Гиммлера в том, что лабораторию в целях безопасности нужно перевести в вырытые им тоннели. Волленштейн не сомневался: стоит ему переехать в Тюрингию, как он тотчас окажется на вторых ролях.

— Завтра погода изменится. Самое позднее, послезавтра. Так говорят прогнозы синоптиков, — продолжил тем временем Гиммлер. — Так что никакого вторжения не будет. Каммлер, ничего не случится, если мы дадим ему несколько дней. Тем более что ваши ракеты тоже еще не готовы. Муравьи Геринга трудятся отнюдь не с тем усердием, какое вы мне обещали. И если герр доктор сможет довести до конца свои опыты с опылением, мы, так и быть, посыплем головы англичан еще до того, как те нанесут нам удар, и таким образом предотвратим высадку. Думаю, это стоит того, чтобы дать герру доктору еще пять дней.