Эпоха сверхновой - Лю Цысинь

Вздохнув, Лю Ган опустил пистолет. Чжан Вэйдун прошел мимо него и распахнул дверь. Остальные дети последовали за ним.

– Подождите, я хочу вам кое-что сказать! – крикнул им вдогонку Хуахуа, но его слова не возымели никакого действия. Однако то, что он сказал дальше, словно по волшебству остановило всех детей. – Сюда идут взрослые!

Дети изумленно обернулись к нему, те, кто уже покинул зал, вернулись обратно.

– Они возвращаются в ГИЦ, – продолжал Хуахуа. – Так, подождите… они уже заходят в лифт… вот-вот они будут здесь!

– Ты что, бредишь? – спросил кто-то.

– Неважно, бред это или нет. Сейчас главное то, что мы будем делать? Когда взрослые войдут в зал, что мы будем делать?

Дети молчали.

– Мы должны будем сказать им: добро пожаловать в мир детей! Мы оценили ваши наставления, но вы должны понять, что это мир детей, мы приняли его в свои руки надлежащим образом. Теперь он принадлежит нам. Мы столкнемся с трудностями и проблемами, авариями и катастрофами, но теперь вся ответственность лежит на нас, и мы принимаем ее. Мы делаем так не потому, что хотим того сами, не потому, что обладаем какими-то особыми способностями и талантами, а потому, что произошла нежданная катастрофа. Но теперь на нас лежат те же самые обязанности, которые лежали на взрослых, занимавших до нас эти места, и мы с ними справимся!

Затем Сяомэн переключила на громкоговорители один канал, и зал заполнился детским плачем.

– Слушайте, слушайте все! – сказала она. – Тот, кто оставит свой пост, станет величайшим преступником в истории человечества!

– Не имеет значения, уходим мы или остаемся, – возразил один из мальчиков. – Мы просто неспособны возглавить страну!

Глядя на яркое зарево пожаров по всему городу, Хуахуа сказал:

– Давайте взглянем на проблему в другом ракурсе. Кто-то из нас учился в одном классе, мы вместе сидели на уроках и играли. Мы знаем, кто к чему стремится в жизни. Помните выпускной вечер перед самой вспышкой сверхновой? Лю Ган хотел стать генералом, и вот теперь он начальник Генерального штаба. Линь Ши хотела быть министром здравоохранения, и вот теперь она отвечает за здоровье страны. Дин Фын хотел стать дипломатом, и сейчас он возглавляет Министерство иностранных дел. Чан Юньюнь собиралась быть учительницей, и вот она министр образования. Кто-то сказал, что величайшее счастье в жизни – реализовать свои детские чаяния, так что мы самые счастливые люди на свете! Не могу даже вспомнить, сколько раз мы вместе мечтали о будущем. Все мы были в восторге от чудесного будущего наших грез, но потом мы вздыхали: «Ну почему мы еще не взрослые?» И вот теперь мы сами строим мир своей мечты, и вы хотите сбежать? Пока горела последняя зеленая звездочка, мне было хуже, чем вам сейчас.

Он говорил ровным, спокойным голосом, словно никаких выходящих из ряда вон событий, происходивших у него на глазах, на самом деле не было. Его позиция оказала успокаивающее воздействие на остальных детей. Хуахуа медленно встал и подошел к ним.

– Похоже, взрослые ошибались.

Дети недоуменно смотрели на него.

– Мир детей совсем не такой, каким они его себе представляли. Он даже не такой, каким его представляем мы. – Помолчав, Хуахуа добавил: – Ситуация критическая, а вы тут сами не соображаете, что делаете!

– Это ты не соображаешь, что делаешь, – ровным тоном возразил Очкарик. – Только посмотри, чем ты занимаешься. В такой момент высшее руководство страны учит пожарные команды, как тушить пожар, отправляет нянек кормить младенцев и даже объясняет маленькой девочке, как держать в руке ложку. Это же просто позор, тебе так не кажется? – Откинувшись на спинку кресла, он умолк.

Хуахуа и Сяомэн переглянулись. Какое-то мгновение они молчали, затем Сяомэн сказала:

– Очкарик прав!

– Да, – вздохнул Хуахуа. – Мы ненадолго лишились рассудка.

– Отключите стены, – распорядилась Сяомэн, и стены тотчас же вернулись в прежнее матово-белое состояние, отрезав зал от хаоса окружающего мира. Обведя взглядом детей, Сяомэн продолжала: – Выключите также все компьютеры и мониторы. Побудем три минуты в полной тишине. Никто ничего не говорит и ни о чем не думает. Всего три минуты.

Мониторы погасли. Кремовые стены придали залу такой вид, будто он был высечен в глыбе льда, и в наступившей тишине дети-руководители потихоньку начали приходить в себя.

Эпоха сверхновой, 2-й час

Когда три минуты истекли, на предложение снова включить компьютеры и экраны возразил Хуахуа:

– На нас жалко смотреть. Никаких причин для паники нет. Перво-наперво я хочу, чтобы все мы поняли: мы давным-давно должны были предвидеть, в каком положении окажется страна.

– Совершенно верно, – кивнула Сяомэн, поддерживая его. – Стабильность ситуации во время генеральной репетиции была чем-то из ряда вон выходящим. Сами по себе дети ни за что бы не смогли такое.

– Что же касается нынешнего положения дел, – продолжал Хуахуа, – с конкретными чрезвычайными ситуациями мы справимся ничуть не лучше тех, кто на местах. Нам нужно сосредоточиться на своих собственных обязанностях: определить причины – глубинные, основополагающие причины, почему такое происходит.

Дети заговорили разом, озвучивая один и тот же вопрос:

– Странно! Мир детей функционировал так гладко, почему вдруг наступил всеобщий хаос?

– «Подвешенное состояние», – сказал Очкарик, вышедший из своего угла, чтобы приготовить новую кружку растворимого кофе.

Дети недоуменно уставились на него.

– К этой концепции мы пришли восемь месяцев назад, – объяснил Очкарик, – когда смотрели, как Хуахуа ходит по железнодорожному рельсу. Нас тогда привезли посмотреть на составы с глутаматом натрия и солью. Нам захотелось узнать, сможет ли Хуахуа так же проворно ходить по рельсу, если тот будет подвешен высоко в воздухе. До того как остановились «Часы смены эпох», мир детей двигался по рельсам, прочно закрепленным во взрослом мире, и мы могли плавно катиться по ним. Но как только часы остановились, железнодорожная насыпь провалилась и рельсы повисли в воздухе над бездонной пропастью.

Дети закивали, соглашаясь с оценкой Очкарика.

– Очевидно, нестабильность была порождена последней погасшей зеленой звездой, – сказал Хуахуа. – Как только дети поняли, что взрослых больше нет, эмоциональная опора разом исчезла.

– И нам нужно признать пугающий массовый эффект этой потери душевного равновесия, – кивнул Очкарик. – Собравшись вместе, сто голов в таком состоянии многократно опередят десять тысяч, но изолированных.

– Мама и папа ушли, бросив нас здесь, – сказала Сяомэн. – У всех нас такое ощущение. Вот вам моя оценка текущего состояния страны, и вам судить, права я или нет. Все дети ищут эмоциональную поддержку. Им нужно, чтобы кто-то занял место взрослых. И те дети, кто входит в региональные и местные органы управления, ничуть не отличаются от всех остальных, поэтому руководство среднего звена парализовано. Это означает, что волна паники, захлестнувшая страну, неумолимо несется прямо на нас, и на пути у нее нет никаких преград.