Путь к рассвету - Роберт Энтони Сальваторе

— Тогда кто же добудет для нас ответы? — спросила Кэтти-бри.

— В Лускане есть чародеи, которые занимаются колдовством, — предложил Робийярд. — И некоторые жрецы в Глубоководье тоже. Но и те, и другие обойдутся недешево.

— У нас есть золото, — напомнил Дюдермонт.

— Это корабельное золото, — вставил Дзирт. — Золото всей команды «Морской феи».

Дюдермонт сразу же прервал дроу:

— Лишь после того, как Дзирт До'Урден и Кэтти-бри поднялись на борт, наши дела пошли на лад и мы смогли так заработать. Ты — часть «Морской феи», член ее команды, и каждый пожертвует для тебя своей долей, так же как и ты пожертвовал бы своей, чтобы помочь другому.

У Дзирта не нашлось возражений, но он уловил нотку недовольства в реплике Робийярда, который добавил:

— Разумеется.

— Так Глубоководье или Лускан? — спросил чародей. — Обойдем Муншэй с севера или с юга?

— Глубоководье, — неожиданно вмешался в разговор Гаркл. — Я бы выбрал жреца, — пояснил он, — безупречного жреца. Он больше подходит для общения с демонами, чем чародей, потому что у чародея могут быть другие обязательства или вопросы, которые он пожелает задать той твари. Слишком вникать в дела демонов — это, полагаю, не очень хорошо.

Дзирт, Кэтти-бри и Дюдермонт с любопытством посмотрели на кудесника, пытаясь понять, о чем он говорил.

— Он прав, — быстро вставил Робийярд. — Безупречный жрец будет заниматься решением одной задачи, и мы можем быть уверены, что он призовет демона только во имя добра и справедливости.

Говоря это, он смотрел на Дзирта, и у дроу возникло ощущение, что чародей неожиданно подверг сомнению мудрость решения пуститься на поиски, следуя словам слепой ведьмы. Подверг сомнению и этот курс, и, возможно, осознал Дзирт, сами мотивы поиска.

— Освобождение Закнафейна из лап Ллос было бы праведным делом, — с нажимом сказал Дзирт, и в голосе его прозвучала нотка гнева.

— В таком случае безупречный жрец — это то, что нам надо, — небрежно ответил чародей «Морской феи», без всяких извинений.

* * *

Киерстаад смотрел в черные, мертвые глаза оленя, который спокойно, очень спокойно лежал на плоской поверхности тундры, в окружении красочных цветов, буйно цветущих коротким летом в Долине Ледяного Ветра. Он убил оленя одним ударом своего большого копья.

Киерстаад был рад. Он не ощущал глубоких сожалений при виде поверженного великолепного животного, ибо выживание его народа зависело от результатов охоты. Ни малейшая часть этого гордого зверя не пропадет зря. И все же юноша был рад, что это убийство, его первое убийство, было быстрым. Он посмотрел в глаза мертвого животного и возблагодарил его дух.

Берктгар подошел сзади к молодому охотнику и похлопал его по плечу. Киерстаад был поглощен созерцанием умерщвленного им оленя, его потрясло неожиданное осознание того, что теперь в глазах племени он уже больше не мальчик, поэтому он едва заметил, как огромный охотник прошел мимо него с длинным ножом в руке.

Берктгар склонился над животным, движения его ножа были четкими, отработанными долгой практикой. Через мгновение он повернулся и встал, протягивая к Киерстааду окровавленные руки, держащие сердце животного.

— Съешь его и обретешь силу и быстроту оленя, — посулил вождь варваров.

Киерстаад неуверенно взял сердце и поднес его ко рту. Это было частью испытания, понял юноша, хотя и не знал, что оно предстоит ему. Голос Берктгара звучал торжественно, отказаться было невозможно. «Я больше не мальчик», — сказал Киерстаад самому себе. Что-то дикое всколыхнулось в нем при запахе крови, при мысли о том, что он должен сделать.

— В сердце дух оленя, — объяснил другой охотник. — Вкуси этот дух.

Киерстаад больше не колебался. Он глубоко вонзил свои зубы в черновато-красное сердце. После этого он почти не осознавал того, что делает: как поглощает сердце, как сливается с духом убитого оленя. Вокруг него звучали песни, охотники из группы Берктгара приветствовали его вступление во взрослую жизнь.

Больше не мальчик!

Теперь от Киерстаада ничего не требовалось. Он бесстрастно стоял в стороне, когда старшие охотники чистили и разделывали оленя. Конечно, именно этот путь был лучшим для него и его племени: жить свободными от уз богатства, от связей с другими народами. Берктгар был прав, Киерстаад знал это. И все же юноша по-прежнему не держал зла на дворфов или народ Десяти Городов, и никакая ложь не могла уменьшить его уважение к Вульфгару, который столь много сделал для племен Долины Ледяного Ветра.

С разделкой покончили, все было сделано искусно и правильно. Ничего не пропало зря, ни малейшего неуважения к гордому животному. Юноша взглянул на свои окровавленные руки, ощутил, как струйка крови стекает по подбородку и капает на рыхлую почву. Это была его жизнь, его судьба. И все-таки означает ли новая жизнь войну с Десятью Городами, как это случалось уже много раз в прошлом? А как же их связи с дворфами, которые вернулись в свои шахты к югу от Пирамиды Кельвина?

Киерстаад слушал Берктгара в течение нескольких последних недель. Он слышал, как Берктгар спорил с Рэвйяком, отцом Киерстаада и признанным вождем Племени Лося, единственным племенем, оставшимся в тундре Долины Ледяного Ветра. Берктгар отделится, подумал Киерстаад, глядя на этого гиганта. Берктгар возьмет с собой молодых воинов и заново создаст Племя Медведя или какое-нибудь другое из родовых племен. И тогда соперничество, которое столь долго было образом жизни варваров Долины Ледяного Ветра, возродится вновь. Кочуя по тундре, они будут сражаться за пищу или за лучшую землю.

Пока что это всего лишь одна из возможностей, подумал Киерстаад, пытаясь отогнать от себя беспокойные мысли. Берктгар желал быть абсолютным лидером, хотел подражать Вульфгару, а затем — превзойти его славу. Но он не смог бы сделать этого, если бы добился раскола среди оставшихся варваров, которые были слишком малочисленны, чтобы какие-то отдельные племена могли добиться реального превосходства.

Вульфгар объединил эти племена.

Были и другие варианты развития событий, но, по мере того как юноша обдумывал их, ни один из них не пришелся ему по душе.

Берктгар, склонившийся над добычей, взглянул на Киерстаада, его широкая улыбка говорила о том, что он принимает юношу полностью и без всяких скрытых мотивов. И все же Киерстаад был сыном Рэвйяка, и теперь ему казалось, что Берктгара и его отца могут ждать впереди конфликты. Вождю племени варваров могли бросить вызов.

Он только укрепился в этой мысли, когда удачливая группа охотников, приблизившись к лагерю племени, состоявшему из палаток из оленьей кожи, столкнулась с двумя дворфами: Бренором Боевым Топором и жрицей Стампет Скребущий Коготь.

— Вам здесь не место! — тотчас же рявкнул Берктгар на вождя дворфов.

— И тебя чтоб так же хорошо встречали, — огрызнулась Стампет, никогда никому не позволявшая говорить за нее. — Быстро ты позабыл Долину Хранителя, а мы слыхали, что ты там был.