Ашхабадский вор - Александр Бушков

Но Алексея в этот момент уже не было на сцене. Пригнувшись,он пробрался вдоль стены, скользнул по спуску вниз и на последней ступенизамер, прильнув к краю сцены. Карташ не стал кричать Таксисту: «Не давай емувысунуться!», – надеясь, что бывший вертолетчик и сам понимает, что емуделать.

Пока Гриневский делал все правильно: чуть сместился, уйдяпод защиту непонятного деревянного бруса, и снова начал палить по залу,патронов не жалея – и правильно, что не жалея, молодцом. Под прикрытием егоогня Карташ рывком одолел пять метров открытого пространства между сценой ипервым рядом.

Алексей надеялся, что его маневр остался незамеченным. Иначехудо. Иначе тяжеленько будет снять этого душманского ниндзю. Карташосторожненько прошел на корточках чуть вперед и между третьим и четвертым рядоми залег на полу. Устроился в классической позиции «стрельба лежа», положивавтоматный ствол на поперечину кресельной ножки. Он надумал прибегнуть кснайперской стратегии. Все просто: ждать, пока покажется враг, и мягко потянутьспусковой крючок. Если умнее и ловчее окажется тот, на кого ты ставишь засаду,то траурный марш сыграют в твою честь.

Наконец Карташ его увидел. Тот по-пластунски, споразительной, с какой-то зачаровывающей ловкостью полз вдоль кресельных рядов,так же, наверное, ползал он и по горам, от камня к камню, подбираясь к врагу,которому потом одним движением руки перерезал горло. Алексей лежал и ждал,когда дух поравняется с ним. И наконец тот поравнялся.

Алексей держал палец на спуске, внутренне собравшись,отогнав мысли о том, насколько все осложнится, если он промахнется.

А за мгновение до выстрела дух этим своим невыносимозвериным чутьем почуял опасность.

Карташ будто в замедленной киносъемке увиделповорачивающееся к нему лицо. Смуглое лицо с тяжелыми скулами и волосатыминоздрями. Они встретились взглядами. По лицу азиата пробежала короткая судорога– такая судорога, наверное, заставляет оскалиться зверя, загнанного в ловушку.Вот в этот момент Алексей и втопил спусковой крючок.

Душман увернулся бы, будь он на ногах. Но лежа уворачиватьсясложнее. И все же он почти увернулся, немыслимым образом изогнувшись и выбросивперед собой автомат в попытке поставить хоть какой-то заслон разящему свинцу.Почти...

Но почти не считается.

Алексей расстрелял полный рожок.

Все было кончено. Карташ добрался до убитого, протискиваясьмежду креслами. Не испытывая никаких особенных эмоций – видимо, перегорели всеэмоции во время короткого боя, – обыскал покойника. Забрал автомат,запасные рожки, достал из карманов куртки (или как эта хламида обзывается?) двегранаты Ф-1 с вывинченными запалами, нашарил в карманах и запалы. Обнаружил инебольшую рацию. Подумав, сунул ее себе в карман.

Подошел Гриневский.

– Все кончено, – сказал ему Карташ. – Пошли кженщинам.

– А вдруг он не один?

– Другие бы уже объявились.

Они поднялись на сцену. Напуганной выглядела не только Маша,но даже Джумагуль. Однако успокаивать, говорить, что все обойдется, Алексейпосчитал занятием бессмысленным. Лучше говорить честно и по делу.

– Ну вот и напоролись, – коротко, со злостьювыдохнув, сказал Карташ. – Если б стекла были целы, еще можно было бынадеяться, что его дружки выстрелов не услышат. А так... – Алексей махнулрукой. – Ладно, как выпало, так выпало, уже не переиграть. Придетсявоевать. Делаем вот что. Через парадную лестницу уходить нельзя, чего доброгосойдемся с абреками лоб в лоб, а это было бы некстати. Поэтому уходим попожарной лестнице – есть на нее выход с третьего этажа. Пожарка идет по стене,противоположной фасаду. Оттуда переулком – к раскуроченному универмагу. Тамудобно прятаться, много всякого хлама, есть где зашхериться. Да и сам черт ногусломит, пока кого-нибудь отыщет среди того мусора. Вот там Маша с Джумагульсхоронятся до нашего возвращения. А мы с Петром...

– Я с тобой! Я не собираюсь отлеживаться, хватит, подтем столом в ауле належалась! – сдвинув брови, воинственно заявила Маша.Да еще потрясла автоматом. Ни дать ни взять, амазонка на охоте за мужскимискальпами, бляха-муха. А а глазах-то бултыхается самый неподдельный страх.

– Значит так, мамзель Мария, – Карташ говорилмедленно, но веско, чтобы смысл сообщения дошел до печенок, дошел быстро икачественно. – Запомни и передай другим – на войне командир всегда один.Иначе не было, не бывает и не может быть.

– И это ты? – с вызовом уточнила Маша.

– И это я. Кто-то оспаривает?

Неожиданно на помощь Карташу пришел Гриневский:

– Начальник дело говорит. Вот когда сядем в машину, ябуду главным. Про вертолет вообще молчу, там только кто вякнет мне под руку илиполезет с советами, закатаю в лоб, невзирая на чины и половые различия. Еслиугодим в здешнюю крытку, тьфу-тьфу, – Таксист, нисколько не рисуясь,трижды сплюнул через плечо и постучал по дереву, а именно по панели ДСП, –тогда придется вам меня слушаться, как отца родного, а в боях местного значениягражданин начальник рюхает не в пример лучше нашего. Его этому учили.

Будь у нее иголки, Маша ощетинилась бы, подобно ежу. Онавзглянула на Джумагуль в поисках поддержки. Но таковой не нашла. Туркменкамолчала, и весь ее вид показывал, что она готова выполнить любое приказаниекомандира. Не составляло труда догадаться, что Машу распирает желаниевысказаться на тему покорности восточных женщин, которые позволили взять надсобой власть мужчинам, разрешают тем делать с ними что вздумается, и в такомдухе. Но Маша сдержалась. Сообразила, что оказалась в подавляющем меньшинстве,и сдалась. Но не показывать же, в самом-то деле, что она сдалась!

– И что ты там придумал? – дочь Топтунова вложилав свой вопрос весь сарказм, который только можно было впихнуть в эти пять слов.Легко угадывался подтекст вопроса – дескать, разве может мужчина придуматьчто-нибудь толковое.

Карташ, мысленно сосчитав до десяти, сказал:

– Я и Петр убедим душманский отряд, что мы в спешномпорядке, испугавшись мести за содеянное, убрались из города. Потом вернемсяокольными путями, присо-единимся к вам, пересидим бурю, дождемся, когда нашидрузья отвалят, и отвалим сами.

– И как ты намерен убедить их?

– Некогда, товарищ женщина, расписывать по пунктам,совсем некогда. Все, хватаем оружие и на выход...

Четырнадцатое арп-арслана 200* года, 9.14

Песчаная буря набрала силу. Окружающее потонуло в серойкруговерти. Предметы потеряли четкость очертаний, а уж про то, насколько вообщеухудшилась видимость, и говорить нечего.

Всем человеческим категориям такая погодка, мягко говоря, нев радость. Всем... кроме одной-единственной. Оченно немногочисленной категориии до крайности не любящей себя афишировать. Специально под этих людей можнопеределать знакомую всем пословицу: «В такую погоду хороший хозяин собаку издому не выгонит, а хороший диверсант обязательно отправится на задание».