Семейная могила - Катарина Масетти

Еда была — пальчики оближешь, видать, Вайолет, как заправский командир, взяла дело в свои руки, только под конец обиделась на Бенгта-Йорана, когда тот при виде нарезки из копченого оленьего сердца спросил: «Ну ты даешь, кровяной пудинг — и на праздничный стол?!» То-то она рассердилась.

По-моему, этот злосчастный кризис несколько ошибся адресом и вместо Бенни достался мне, хотя мне-то еще нет сорока. В основном, конечно, все упиралось в работу.

Я вышла из декрета по уходу за Нильсом, закусив удила, словно скаковая лошадь, предвкушая, как приступлю к воплощению всех наших грандиозных планов: пещеры сказок, кинофестиваля и прочих замыслов. Первую неделю все вроде шло как по маслу. Мы с Улофом снова засели за работу, идеи текли рекой. Но потом у Нильса началось воспаление уха. Мне все чаще приходилось брать больничный. А потом приключилась та история с Арвидом. Я не появлялась на работе несколько недель подряд, и это, можно сказать, подрубило проект на корню. Улоф как можно деликатнее сообщил мне, что перекладывает свою часть работы на молоденькую библиотекаршу, которую к нам перевели из филиала.

Я вздохнула, но все поняла и попыталась подключить ее к работе. Ее звали Диана, она была румяной, худой как щепка, глупой и совершенно непригодной к сотрудничеству. У нее не было ни единой собственной мысли, она страшно ленилась, являлась на работу позже всех и всегда находила повод уйти пораньше, а бежать жаловаться начальству мне как-то не хотелось. При этом стоило Улофу оказаться поблизости, как она тут же начинала изображать бурную деятельность и громко повторяла мои предложения, выдавая их за свои. К своему удивлению, я обнаружила, что он на это велся и более чем охотно ворковал с ней во время перерывов за чашечкой кофе. То был первый камень в фундаменте моего кризиса — ведь это я всегда была его любимицей. И тут я вдруг представила, как, должно быть, выгляжу со стороны: эдакая солидная матрона с двумя детьми и третьим на подходе. А ворковать я и раньше не умела.

С каждым днем ситуация становилась все хуже и хуже. Я вкалывала как проклятая, видимо страдая синдромом отличницы. Мне хотелось чего-то добиться, несмотря на свое долгое отсутствие. Диана только вздыхала и закатывала глаза каждый раз, когда я сообщала ей, что беру очередной отгул, словно вся ноша теперь ложилась на ее анорексичные плечи. На самом же деле подозреваю, что она вообще ничего не делала в мое отсутствие, разве что отдыхала вволю.

Я подготовила красивую презентацию в «Пауэр-пойнте» для работников горуправления, которые должны были выделить средства. В ней я представила тщательно продуманный план из трех этапов. Первый был рассчитан на местные школы: неделя декламации, неделя кино и неделя чтения, просто и дешево для затравки. Затем покупка оборудования из бывшего кинотеатра «Рокси», всевозможные соревнования — на выполнение одной этой программы ушло бы несколько лет; а в завершение всего — настоящий кинофестиваль! Я безумно гордилась своими планами, но совершила одну ошибку.

Я не подписала презентацию своим именем.

Так что когда Нильс и Арвид подхватили ветрянку и мне пришлось просидеть дома целых две недели, Диана взяла и присвоила все себе. Улоф даже позволил ей войти в мой компьютер и скопировать мою презентацию. Он вместе с ней присутствовал на встрече с культурным отделом и уверяет, будто упомянул, что я оказала Диане «содействие» в проделанной работе. Правда, свидетелей не было, так что поручиться за это некому… Диану взяли в штат и выделили отдельный кабинет больше моего собственного, с тех пор она палец о палец не ударила. Проект забуксовал, и Улоф то и дело спрашивал меня с недовольной миной, не могу ли я наконец тоже взяться за работу, раз уж Диана столько на себе вытянула.

Несколько месяцев спустя они поженились.

А у меня отпало всякое желание что-то придумывать. Поток идей иссяк, я тоже стала отлынивать от работы. Трудилась вполсилы, чем быстро вызвала неудовольствие коллег, особенно учитывая, сколько времени я проводила на больничном. Диана нередко громко выступала по этому поводу в нашей столовой: «Неужели ты не можешь попросить мужа хоть иногда посидеть с детьми, ты же должна понимать, как тяжело приходится нам, остальным, — считай, целое рабочее место пропадает!..»

Вот тут-то меня и настиг кризис среднего возраста… Я тяготилась работой, которую так любила. Да и что я вообще нажила за сорок лет своей жизни? Хороший кабинет для Дианы, двоих детей, которые высасывали из меня все соки, и несколько тысяч литров молока? Об этом я могла размышлять целыми ночами, пока Бенни спал, положив руку мне на живот.

Как-то раз я разревелась в школьной столовой после репетиции хора. Одна приветливая мамаша, сопрано по имени Карин, спросила, как идут дела с моим фестивалем ролевых игр — ее дети так обрадовались, узнав про него, и теперь ждут не дождутся, когда же он начнется. Ну я ей все и выложила.

— Из моей работы никогда ничего не выйдет! — рыдала я. — Ну нельзя-я-я вкладывать душу в проект, обслуживая целое семейство и сидя с детьми! То один болен, то другой! А у нас ведь третий на подходе! И зачем я только залезала в долги, получала образование?! А Бенни мою работу и вовсе ни в грош не ставит!

Карин ободряюще похлопала меня по спине.

— Ну они же когда-нибудь вырастут! — сказала она. — Сейчас в это сложно поверить. Когда у тебя на шее трое беспомощных сосунков, кажется, что и через десять лет все будет так же. А потом глядь, а вместо них уже трое несносных подростков, отвергающих любую заботу, а еще через какое-то время и того не будет! Вот тогда-то и пригодятся твои проекты! Главное, оставаться в седле, не соскочить с карусели, потому что запрыгнуть потом на нее будет ой как нелегко — на полном-то ходу! Бенни — человек прошлого. Для него любая тяжелая работа в поле всегда будет значить больше, чем все остальное. Можешь попробовать отправить его на курсы собачьей дрессуры, глядишь, научится команде «апорт»…

Какая мудрая женщина! Сама она в сорок лет пошла учиться на инспектора здравоохранения, успев родить пятерых детей. Я решила, что постараюсь как-нибудь удержаться на карусели, пока снова не обрету бойцовскую форму. Так что погоди, Диана, я еще вернусь — лет эдак в шестьдесят!..

Иногда мне казалось, будто я снова стал холостяком. Последнее время Креветка редко появлялась в коровнике, и я целыми днями слонялся один, слушая местное радио и думая о своем. Был бы у меня брат, с которым можно было бы разделить общее дело… Хоть кто-нибудь, кто мог бы оценить мои маленькие победы: смотрите-ка, Линда и Амерсфурт стали давать больше молока, у нас уже сто лет, как не было мастита, да и силос нынче в цене — ну и тому подобное. Иногда за ужином я пытался хоть как-то заинтересовать всем этим Дезире, но это было все равно что разговор слепого с глухим.

— М-м-м… мастит? Нильс, осторожнее со стаканом!.. Хорошо, что они стали давать… больше… молока… Нет, Арвид, я кому сказала, не надо класть ноги на стол!.. Так что там, говоришь, в цене?..

И все равно я понимал, как мне повезло, не подумайте чего. Хотя бы после того, как прошлой весной я повстречал Рогера из нашей охотничьей команды в местном сельпо. Он тоже держал коров, но жил в местечке Норрокер, поэтому виделись мы, считай, только во время охоты. Он всегда отличался веселым нравом, любил поболтать, похвастать своим мальчонкой, который в одиннадцать лет уже отлично стрелял из дробовика. На этот же раз он ничего не сказал, даже головы не поднял. Я решил, что он заболел, и предложил выпить кофе с миндальными пирожными в местной кондитерской. Он молча кивнул, мы вошли, сели за столик и сделали заказ. Он все болтал ложкой в своей чашке, будто сливки взбивал. Наконец я не выдержал: