Каменный век. Книга 1. Род Волка - Сергей Щепетов

С учетом всех этих соображений Семен решил ограничиться одной рубахой такой длины, какую позволят размеры волчьей шкуры. Получилось чуть выше колен. А сама конструкция – что-то вроде южноамериканского пончо, только сшитая по бокам. После некоторых размышлений Семен сделал разрез на груди от горла до уровня солнечного сплетения и прошнуровал его ремешком – для улучшения вентиляции в жару, а в холод можно будет затянуть шнуровку, и щели почти не останется. От рукавов он пока отказался, но дал себе слово, что обязательно сделает их, как только появятся возможность и время. А вот без чего обойтись было совершенно невозможно, так это без карманов – подпоясываться и цеплять к поясу кульки и мешочки Семен не собирался. Немедленно встала проблема: внутри или снаружи? Накладные или внутренние? Последний вариант, конечно, в исполнении легче, но тогда придется сделать в шкуре, которая далась таким трудом, большие горизонтальные прорези – жалко до слез! А если в лесу за сук зацепишься и оторвешь половину «подола»? Нет уж, пусть лучше будут накладные, хотя на их месте придется удалять шерсть. Опять же: где именно? Если выше талии, то при наклоне вперед все вывалится, а если ниже, груз будет болтаться и мешать при ходьбе и беге… В конце концов Семен придумал оптимальное место: немного ниже пояса, по бокам, но не спереди, а чуть сзади – так, чтобы можно было сунуть руку.

Теперь обувь! ОБУВЬ!!

«Цивилизованный человек даже не представляет, сколько проблем он приобрел, разучившись ходить босиком! Плохая, дырявая обувка – это хуже хронической болезни, к ней ни приспособиться, ни привыкнуть. Это беда, которая всегда с тобой.

В свое время попался мне рассказ какого-то путешественника о том, как на берегу резвились голые и босые чернокожие ребятишки. То, по чему они прыгали и бегали, представляло собой коралловый риф, несколько шагов по которому превращали в лохмотья любую европейскую обувь. Что ж, наверное, так бывает. В деревне, куда в детстве возили на лето, я единственный из пацанов бегал в кедах или сандалиях. За это меня долго не хотели признавать своим – местные такой роскоши себе позволить не могли. И все же, и все же… Чтобы жить, нужно функционировать, а как это делать, если постоянно выбирать место, куда поставить ногу при следующем шаге? Наверное, можно привыкнуть, но хватит ли жизни на это? Значит, вариантов нет – обувь нужна.

Чему нас учит мудрость истории? Опыт народов? Да, честно говоря, радостного в этом опыте мало: во все века обувь была самым сложным и дорогим элементом человеческой экипировки, наличие сапог у простолюдина являлось знаком „крутизны“. Ну, бог с ними, с сапогами, а что там следует за босой ногой в историческом смысле? Лапоть, конечно… Лапоть? Это такая штука из лыка, которой приличные люди щи не хлебают. А хоть бы и хлебали! Все или почти все видели данный предмет в качестве сувенира или музейного экспоната, а кто видел живого человека, обутого в лапти? Как их надевают, как крепят к ноге? Они вообще для чего предназначены? Для зимы? Или всепогодные? Они с подошвой или без? В национальной российской иерархии ниже „лапотника“ стоит только „босяк“ – почему это? Специалистам, наверное, история лаптя известна досконально, а вот неспециалист может предположить, что лапти предназначались в основном для ношения зимой – за отсутствием сапог или валенок. Летом же они, наверное, являлись „праздничной“ обувью, которую, выйдя за околицу, снимали и вешали на плечо. Вывод: данная обувь придумана не от хорошей жизни, и вряд ли в ней удобно бегать и прыгать. И это при том, что сам лапоть представляет собой прямо-таки чудо плетения. Чтобы такое изобразить, нужно не только знать, как это делается, но и уметь.

Получается, что в данной ситуации овчинка выделки не стоит. А что есть еще из этой серии? Чуни – те же лапти, только веревочные. А еще деревянные башмаки средневековых скандинавов, дощечки с ремешком восточных монахов… Все это не обувь, а какая-то имитация. Настоящая обувка делается из кожи. Это прежде всего сапоги: подошва, верх, голенище. Все три элемента в данных условиях весьма трудны для исполнения, а проблема их соединения вообще кажется неразрешимой. Торбаса, унты, бокари и прочее – вариации на ту же тему. Вот интересно, а в чем, собственно, лесные и тундровые народы ходили летом до того, как перешли на заводскую обувь „белого человека“? В облегченном варианте зимней? Почему-то на слуху только два варианта – мокасины и поршни. Поршни – это что-то родное и делается, кажется, из цельного куска шкуры, но вот как? Не могу вспомнить, потому что и вспоминать нечего – не знаю. А вот про чуждые нам мокасины, как это ни смешно, кое-что известно: у индейцев они были двух видов – с твердой подошвой у равнинных племен (чтобы за бизонами бегать, наверное) и шитые из одного куска замши – у восточных (как у куперовского Чингачгука: чтобы, значит, подкрадываться). Вот этот, последний, вариант, пожалуй, вполне приемлем. Можно даже вспомнить картинку из книжки, прочитанной в детстве, где приводилась выкройка такого мокасина. Там, кажется, всего два шва – спереди и сзади. Швы надо сделать свободными, чтобы можно было их затянуть или ослабить по ноге, а украшать иглами дикобраза, бисером, ракушками и прочим вампумом, наверное, не обязательно.

Значит, так: расстилаем на земле камус… Мехом внутрь или наружу? М-м-м… Пусть будет внутрь – сойдет вместо носка! Итак: расстилаем, ставим сверху босую ногу, заворачиваем, отмечаем, отрезаем и сшиваем… Как-то все подозрительно просто, к чему бы это?»

Тапочки действительно получились довольно быстро. Вид, правда, у них был еще тот… «А чего же вы хотите? – обратился Семен к отсутствующим членам приемной комиссии. – Мокасины положено шить из замши, а это высший продукт переработки кожи. Я, значит, буду эту самую замшу три дня делать, а тапочки, может, и дня не проживут – без подметки же!» Успокоив себя таким образом, он встал на ноги, прошелся, попрыгал, пробежался…

Ощущения были, прямо скажем, от комфорта далекие. Семен сначала разволновался, а потом сообразил, что дело тут, пожалуй, не в качестве исполнения данной пары… гм… обуви. Стопы ног привыкли к жесткой подошве, сквозь которую мелкие неровности почвы не чувствуются. В стопе человека мелких мышц не на много меньше, чем в кисти, и предназначены они именно для противостояния этим неровностям. Не будучи задействованными при ходьбе в жесткой обуви, они слабеют и атрофируются. А если их нагрузить внезапно и сильно, то они будут болеть. Долго.

«Что ж, это надо пережить», – вздохнул Семен и стал прикидывать, куда бы ему отправиться в новой обуви, чтобы не бегать вокруг костра.

К тому времени, как Семен разобрался с одеждой и обувью, принесенное им мясо безнадежно кончилось. Пришлось опять переходить на морепродукты, точнее – «рекопродукты». Это было так тоскливо и грустно, что он начал было вздыхать по степным просторам, где столько всего вкусного… Но тотчас наступил на горло собственной песне – рано! Если произойдет очередное чудо и он сможет добыть мясо, то возникнет сложнейшая проблема его сохранения, поскольку соли нет и взять ее негде. Способы хранить без соли, конечно, есть, но… В общем, как ни крути, с какого бока ни заходи, а нужна посуда. Емкая, такая, в которой можно производить термическую обработку значительного количества продукта. Практика полевых работ многократно подтвердила, что ведерный бак с вареным мясом, поставленный для охлаждения в воду, делает жизнь значительно приятней. Во-первых, мясо не портится несколько дней, а во-вторых, оно всегда готово к употреблению – его достаточно разогреть или просто есть холодным. Это и «кишке» приятно, и освобождает массу сил и времени у исполнителя. Пытаться сделать посуду из дерева или камня (?!) явно не стоит – хлопот масса, а толку чуть. Значит, керамика. Значит, надо искать глину!