Синдром Настасьи Филипповны - Наталья Миронова

Пока оглашали приговор, они стояли как громом пораженные. До самой последней минуты они не верили, что все так обернется. Их матери рыдали на плече у отцов, но то и дело оборачивались, бросая полные ненависти взгляды на Юламей. Она стояла как каменная и смотрела на них в ответ, не отворачиваясь, даже не мигая.

Подсудимых, вернее их родителей, обязали возместить потерпевшей все медицинские расходы, каждому из них было предписано выплатить единовременно по двести пятьдесят тысяч рублей морального ущерба и выплачивать ей пенсию по инвалидности до конца ее дней. Инвалидность ей дали третьей группы, но все-таки это было лучше, чем ничего. До конца жизни у нее осталась частичная глухота на одно ухо, пониженное зрение в левом глазу и сорванный хриплый голос. И тяжкая, неизбывная ненависть к мужчинам.

Угрозы, сыпавшиеся на нее на протяжении всего процесса, не прекратились с его окончанием. Мирон Яковлевич снова обратился к своему должнику, московскому чиновнику, и матери с дочерью в виде исключения выделили квартиру у метро «Беляево», неподалеку от Университета дружбы народов. Квартира была двухкомнатная, как и в пятиэтажке на бывшей улице Землячки, ныне Большой Татарской, но все-таки площадью побольше и качеством получше. Увы, в новом районе Элле уже не удалось найти такого чудесного мастера, который ремонтировал ей квартиру в пятиэтажке. Все, что могла, она увезла с собой, но прекрасные ореховые двери пришлось оставить, они не подходили по размеру, и даже мраморный подоконник оказался слишком мал.

И все же она была рада переезду: он помог хоть немного занять и отвлечь Юламей. Девочка становилась все более угрюмой и замкнутой. Она наотрез отказалась вернуться в школу. Не в ту проклятую школу на бывшей улице Землячки — об этом и речи не было! — а в школу вообще. Мирон Яковлевич посоветовал Элле показать дочку его жене — психиатру, но Юля и от этого категорически отказалась.

— Я такие штуки в кино видела, — сказала она матери. — Похоже на клуб анонимных алкоголиков. Я должна встать и вслух признать, что у меня есть проблема. У меня нет проблем! Я ничего плохого не делала! — проскрежетала она яростно. — И я не дам себя судить! Все, хватит с меня судов!

— Доченька, — осторожно заметила Элла, — ты говоришь о групповой терапии, а я предлагаю тебе всего лишь встретиться с доктором один на один. Может, она тебе поможет…

— Не надо мне помогать! — перебила ее Юламей. — Ты же мне не рассказывала, что с тобой было! Вот и я не хочу.

Они ссорились. Может быть, впервые за всю жизнь.

— Хочешь, я сейчас расскажу? — предложила Элла.

— Нет. Тебе же неприятно.

— Неприятно, но я расскажу, — решила Элла. — Их было трое, все старше меня. Мне было четырнадцать, а им по шестнадцать-семнадцать. Тогда была десятилетка, они были уже в выпускном классе. Они набросились на меня, говорили всякие гадости. Говорили, что мне должно понравиться. Как будто это может понравиться! — невольно вырвалось у нее. — Но меня так не били, как тебя. Попользовались, получили удовольствие и ушли. Нет, ты не думай, я сопротивлялась! — воскликнула Элла, вглядываясь в лицо дочери.

— Мама, не надо.

— Нет уж, хотела, так теперь слушай. Я сопротивлялась, но как-то обошлось без переломов и членовредительства. В отличие от твоих, для них это было не первое дело, понимаешь? Они были ловчее, опытнее. Но для них оно стало последним, — мрачно добавила Элла. — Как только меня в лазарете зашили, как только я немного оклемалась, я с ними рассчиталась, со всеми тремя.

Элла рассказала, как она с ними рассчиталась.

— Ни один из них не будет иметь детей, — добавила она. — Если вообще они еще живы.

— Можно я про себя рассказывать не буду? — спросила Юламей. — Я уже все в суде рассказала. И мне ни капельки не стало легче.

— Зато подумай, сколько хороших людей нам встретилось! Этот доктор Бубелец на «Скорой», майор Воеводин, Марья Дмитриевна, профессор Самохвалов, Ямпольский! А дипломаты, которые нас охраняли? А мои сослуживцы? Они же работали за меня все это время, а я зарплату получала!

— Ничего, зато теперь ты за них отрабатываешь, — проворчала Юламей.

— А как же иначе? Надо быть благодарной!

— Одна я сижу, ничего не делаю, — подытожила Юламей. — Ладно, я поняла.

— Юля, я ничего такого не говорила…

— Да ладно, я что-нибудь придумаю, — пообещала Юламей.

Несколько месяцев она просидела дома мрачная, подавленная, забросив все занятия, кроме ушу. Но как только ее тело полностью восстановилось и все внешние следы травм исчезли, Юламей, когда матери не было дома, включила ее компьютер, залезла в Интернет и просмотрела сайты модельных агентств. Она была отнюдь не дурой и понимала, что за фасадом модельного агентства может скрываться бордель. Те, что предлагали подготовку для оказания эскорт-услуг, Юламей отбрасывала сразу и вообще каждое агентство проверяла по отдельности. Наконец, выписав несколько названий, показавшихся ей солидными, она высветлила себе волосы до бронзового оттенка, сделала прическу, вышла из дома и отправилась на поиски.

Ее взяли, что называется, с ходу. Она была идеальной моделью: рост, фигура, ноги, грация. Многолетние занятия восточной гимнастикой отточили, огранили ее тело, превратив его в совершенный инструмент, безупречно настроенный, мгновенно повинующийся воле хозяйки. Ее не надо было учить ходить по подиуму: она двигалась так, словно родилась и выросла на нем. Отрешенное выражение презрительной и высокомерной скуки, которое другие манекенщицы вырабатывают длительной тренировкой перед зеркалом, было ее естественным выражением.

В первый же день ее послали на фотосессию, и она прекрасно справилась: никто не сказал бы, что она новичок. Юля вернулась домой и с гордостью объявила матери, что у нее есть работа. Элла пришла в ужас, но виду не подала. Если Юламей предпочитает такую работу, значит, так тому и быть. Она лишь посоветовала дочери быть осторожной.

— Ну конечно, мамочка! Что ж я, не понимаю, что ли!

— Боюсь, что не до конца понимаешь, — вздохнула расстроенная Элла. — Конечно, ты не станешь платить натурой, если тебе предложат. Но тебя могут заманить в западню, об этом ты не думала?

— Думала. — Прекрасное лицо Юламей стало грозным. — Пусть только попробуют. Им не поздоровится.

— Ничего там не ешь и не пей, — продолжала Элла. Ей мерещились тысячи опасностей.

— Ну что ты, мамочка! Это солидное агентство, они работают с Зайцевым и с Юдашкиным. Они не станут рисковать своим именем ради сводничества. Я проверяла.

— И все-таки будь осторожна, — повторила Элла.

— Буду, — пообещала Юламей. — Приходи на меня посмотреть. Как-нибудь в субботу или в воскресенье, когда тебе не надо на работу.

— Мне всегда надо на работу, — грустно вздохнула Элла. — У меня переводы. Я всех своих заказчиков забросила, думала, они от меня отвернутся, ан нет.