Путь в лес - Доминик Пасценди

Не было заметно разве что Маиссии.

Дорант приотстал и ухватил за рукав Самира:

— Покойных-то хоть догадались убрать?

— А как же, ваша милость, я сразу распорядился. В дом отнесли, положили пока в малом зале, где мы обедаем. Я и кровь велел подтереть во дворе, сейчас уж, должно быть, всё прибрали.

— Наши точно все убиты, может, ранен кто?

— Не знаю, ваша милость, не успел посмотреть. Там Фанор занимался, а мне не до того было: альва надо было вязать, да в клетку, а потом я сразу сюда побёг.

— Как же вы альва в клетку-то засунули, что самка не вырвалась?

— А мы её тремя рогатинами в углу приперли, дверь быстро открыли, этого туда — она и вывернуться-то не успела.

— Калле, а ты что делал?

— Мы с Сеннером спать уже собирались, я завалился, а он ещё сидел, допивал. И тут крики, шум… Он сразу выскочил, я, пока в штаны, пока в сапоги, да меч взять — отстал от него. Я толком и не видел, что случилось, вышел, когда уже альва подшибли. Смотрю — Сеннер лежит, в боку копье. А тут Самир кричит — вяжи его, да в клетку! Ну, как закинули зверюгу, Самир говорит — побежали, надо хозяину скорей рассказать.

— Ясно, — сказал Дорант. Погиб, значит, Сеннер. Жаль. Добрый воин был, и друг хороший, с ним — и с Калле — за спину свою можно было не опасаться.

Дорант за свою жизнь видел много смертей, и соратников терял, и друзей, и близких хоронил. Жизнь вообще такая: никто не знает ни дня, ни часа. Смерть рядом ходит, не от стали, так от болезни, не от огня, так в воде… лишь бы не от верёвки. Но жалко, жалко Сеннера, и как теперь без него? Много лет были они вместе, через очень многое прошли, прикрывая друг другу спины…

Тем временем они добрались до места, слуги Харрана открыли ворота настежь, как днём, и пестрая толпа, негромко переговариваясь, стуча по камням каблуками и шурша дорогими тканями — на бал же собирались — втянулась во двор. Там тут же забегали с факелами (по стенам заметались тени, прячась от трепещущего света), осветили угол двора с клеткой, и толпа, распределившись, вытянулась полукругом, с ньорой Амарой, хозяином дома и гильдмайстером в центре. Пробился к ним и Дорант.

Альва сидела в дальнем углу клетки, опершись спиной на прутья и поджав ноги. Альв лежал на боку, головой на её бедрах; альва водила руками ему по затылку, гладила. Когда приблизились люди, она на мгновение подняла голову, окинула их взглядом — и снова склонилась над самцом. В дальнем закуте видно их было плохо, несмотря на факелы.

Ньора Амара выслушивала Харрана, который, видимо, всю дорогу, да и здесь отвечал на её вопросы. Она была не в курсе подробностей истории с покупкой альвы. Увидев подошедшего Доранта, она повернулась к нему:

— Каваллиер, так зачем она все-таки вам понадобилась?

Дорант безмолвно взвыл, но, собравшись, ответил — словами Харрана:

— Милостивая ньора, так это ж забавно: ни у кого нет живой альвы, а у меня есть.

Харран с недоумением поднял на него глаза, но, по счастью, от комментариев воздержался. ньора же Амара, знавшая Доранта весьма поверхностно — и прежде всего как дворянина столичного, а значит, по определению легкомысленного и мотоватого — объяснение приняла, но не удержалась, чтоб не подколоть:

— Ну так это ж будет недолго, альвы в неволе не живут.

На что Дорант возразил:

— Нам удалось выяснить, почему. Оказывается, они могут есть только те плоды, которые растут в Альвиане, а их тут всё мясом кормить пытались.

Изумленная до глубины души ньора проглотила крючок и съехала с опасной темы, закидав Доранта вопросами. Он с удовольствием рассказал ей про Асарау, сына Кау, сына Вассеу, его необычную историю и роль в спасении альвы от голодной смерти. Присутствующее вокруг общество затихло и потянуло к ним уши едва ли не длиннее, чем у лесных убийц.

Доранту пришлось клятвенно пообещать, что в самое ближайшее время он обязательно посетит дом гуасила, приведет Асарау, и они расскажут всё подробно. На этом общение с ньорой ему удалось свернуть, публика потянулась обратно к выходу со двора, а Дорант, наконец, добрался до малого зала, где лежали убитые — и с ними его верный боевой слуга.

Погибших уже разоблачили, сняв с них всё, кроме исподнего. В тусклом свете единственной свечи кровавые пятна на рубахах казались черными. Дорант прошел вдоль скорбного ряда — тела были разложены у длинной стены, ногами к стене, головами к проходу — беззвучно читая прощальную молитву. Он знал не всех, у Харрана в команде было уже больше новых людей, чем тех, кто служил его отцу, но уважения заслуживал каждый, кто пал в бою или даже во сне. Новые, старые — они были СВОИ.

Дойдя почти уже до двери, Дорант вдруг понял, что Сеннера в ряду покойников нет. Он огляделся, но в зале — из живых — был он один, спросить было не у кого. Каваллиер прошел обратно, вглядываясь в лица — Сеннера не было.

Дорант почти выбежал из зала. Во дворе занимались чем-то двое слуг; он кинулся к ним.

— Где Сеннер?

— Сеннер?

— Мой боевой слуга. Где он? Среди мёртвых его нет, а Самир сказал, что он погиб.

— А-а, так это здоровый такой, в кожаном колете ещё был? Так он живой, только поранен. У него снутри колета пластины железные пришиты, так когда этот его копьем двинул, оно между пластинами застряло, вглубь не пошло. Повезло вашему Сеннеру, Фанор говорит, жить будет, если рана не загноится.

— А ещё выжившие есть?

— Нет, ваша милость. Он же, альв-то, сначала на крыше людей порезал. Подбирался к спящим, и насмерть. И во дворе, когда уж наши выбежали, с оружием, Гайла и Перца убил сразу, они в одних рубахах были, а Хакору, он в кирасе дежурил, в горло над кирасой нож воткнул. Ваш Сеннер сначала нож словил, тот тоже в колете застрял, а потом альв его копьём в бок ударил. Фанор говорит, чудом не убил, ещё бы на два пальца глубже вошло бы — и не жить ему.

— Где он сейчас?

— Да знамо, у Фанора в лечебне, вон там, от кухни направо, ваша милость. Туда завсегда раненых сносят, Фанор там с ними и возится.

В лечебне у Фанора стояло пять лежанок. На одной, застеленной чистым, лежал голый Сеннер, его грудь была замотана белой тряпкой с большим кровавым пятном слева. Фанор дремал, сидя за столом; рядом с ним примостился Асарау — на одной из лежанок, тоже сидя и опираясь спиною о стену. Сеннер тяжело дышал, его лоб был покрыт крупными каплями пота, черты лица заострились.

Дорант хотел уйти, чтобы не мешать спящим, но Фанор проснулся, встал и, подойдя, жестом показал Доранту на выход. В коридоре Фанор пояснил:

— Он спит сейчас. Много крови потерял. Но рана хорошая, чистая. Думаю, выживет. Лишь бы не нагноилась. Дикарь ваш всё под руки лезет, не выгонишь. Что надо ему?

— Он сам немного лекарь. У них в племени есть искусство — они зовут его опохве. Залечивает раны, останавливает кровь. Меня самого так вылечили. Ты его пусти к Сеннеру, на пользу будет. По крайней мере, у них раны никогда не гноятся.