Я тебя у него украду - Лиза Бетт

– Мне бежать пора, Иван Иваныч… Ваня.

Тот не растерялся и решил добить меня давлением.

– Сегодня вечером заеду к вам на чай, Ирочка. Надеюсь, сегодня вы не оставите меня на пороге как в прошлый раз?

– Не уверена, что буду свободна, сегодня у меня подруга в гостях будет до вечера и вообще… – развернулась и торопливо зашагала к дверям, мысленно молясь чтобы полковник за мной не пошел. Выскочила на улицу и пулей, насколько позволяли босоножки на танкетке, поторопилась к машине и только сев в удушающе жаркий салон выдохнула.

Как мне отшить этого надоедливого мужлана? Его намеков он не понимает, сказать прямо: Я не заинтересована в общении с вами? А что мне за это будет? Ведь он не последний человек в управлении, и вполне способен сделать мою жизнь невыносимой. Как бы не попасть под увольнение, если ему вдруг не понравится моя грубость. А ведь ему это под силу, ведь не зря я проработала в кадрах столько времени. Неугодных людей увольняют по щелчку пальца, а поводы находятся самые смешные – не указал в отчете налоговой какой-нибудь нулевой счет, который забыл закрыть, потому что он пустой. И вуаля.

Завела мотор и открыла окна, выезжая с парковки.

Надо срочно придумать планы на вечер, а еще лучше уйти из дома, только бы не попасться Иванычу на глаза.

Глава 21

Стук колес убаюкивал. Так всегда бывало, когда путешествуешь на поезде. Сидишь в своем купе и постепенно начинаешь залипать в одну точку.

Ту-тук, ту-тук.

И так по кругу. Почти неощутимая тряска, которая колебала только в тамбуре, куда выходил курить. Почти неуловимый тремор, идущий по коже. После того как выйду из поезда будет казаться, что жизнь остановилась. А пока этот движ выжимал все силы, и хотелось спать. Неимоверно. Наверно мать меня укачивала в детстве, потому что сейчас глаза сами собой слипались. Лег удобнее, толкая продавленную подушку под голову.

Внизу на койке спала Алёна. Напротив сидел Кириченко, и как и я, залипал в окно. Только я лежал на верхней полке и наблюдал за другом со стороны. Это помогало отвлечься от мыслей и хоть как-то занять себя в этой бесконечно ускользающей реальности.

Горный пейзаж за окном постепенно сменялся лесополосой, оповещая о том, что я все дальше от этого ада. Неужели это все позади?

Обстрел посольства длился три часа. И хорошо, что не дольше, запасы патронов для того, чтобы отбиться подходили к концу, и мы уже простились с жизнью и мысленно представили как там в плену и талибов, но те отступили. Видимо не у нас одних кончились патроны.

Я больше всего боялся за Алёнку. Мужику попасть в плен страшно, но еще страшнее попасть туда молодой девушке, у которой, по сути, только начинается жизнь.

В этот раз никто не пострадал, ребята сработали слаженно, и толстые бетонные стены спасли жизнь двадцати военнослужащим. Когда думаю об этом становится страшно. А что, если бы целью местных было не просто попугать обстрелом, а именно убить? Уверен, им рано или поздно удалось бы это, поэтому, когда те отступили и скрылись, это показалось каким-то чудом.

Никогда не забуду глаза Кириченко, когда после последнего шквала пуль наступило оглушающее затишье. Оно длилось неимоверно долго и казалось таким нереальным и ненастоящим, что казалось у нас всех поехала крыша.

Друг перехватил мой взгляд и молчал, как и я, просто смотрел на меня и прислушивался к тишине пока боясь радоваться затишью, но уже понимая, что оно вероятно наступило неспроста.

– Думаешь, отбились? – одними губами спросил и перевел взгляд на сжавшуюся рядом со мной Алёну. Она ни разу под обстрелы не попадала и сейчас все еще тряслась от рыданий и дрожащей рукой стирала с лица слезы. Я сжал рукой цевье автомата и второй рукой легонько обхватил связистку, придвигая ближе. Она все еще была в том же халате, что и до этого, да и я сам был лишь в камуфляжных брюках – единственное, что успел схватить, прежде чем выскочить из комнаты.

– Не знаю, – ответил честно, и Алена прижалась ближе и зарыдала громче, но я сжал ее жестом призывая молчать. Кириченко напряженно молчал, стискивая в руке свое оружие и прислушивался к звукам снаружи. Шум мотора автомобиля, и похоже не одного, зазвучал где-то издалека и как только внедорожники взревели и начали удаляться, мы выдохнули. Стас апатично моргнул, а потом закрыл глаза и прижался затылком к бетонной стене посольства, у которой сидел на полу. Медленно выдохнул, произнося что-то неразличимым шепотом. – Кажется да…

Выдохнул с облегчением и позволил себе расслабиться и откинулась на стену, увлекая на колени Алену. Высовываться пока было нельзя. Слишком опасны были бы любые движения. И пока мы не убедимся, что враг отступил, будем тише воды, ниже травы.

Февральская жара повторилась, но разница была лишь в том, что теперь мы были готовы и защищены стенами посольства. Оно и помогло нам выйти почти сухими из воды.

– Курить пойдешь? – Кириченко, сидящий на нижней полке купе, которое делили на троих, обратился ко мне, вырывая из тяжелых воспоминаний, и я кивнул и спустился, стараясь не потревожить спящую Алёну.

Вышли из купе, прикрыли за собой двери и шагнули в тамбур, молча, не нарушая тишины. С некоторых пор мы научились понимать друг друга без слов. По взгляду читали все что в мыслях.

Стас закурил, протянул мне зажигалку, и я сделал глубокую затяжку, возвращая ему вещицу.

– Надо бросать… Не курил же раньше, а с этим Афганом начал… – задумчиво проговорил Кириченко, и я глянул в окно, замечая, что мы въезжаем в полосу какой-то станции.

– Ты женат? – давно хотел спросить у друга. Было любопытно, что все присутствующие в посольстве Аленку облизывали взглядами, а Кириченко оставался нейтральным: не глазел на нее, почти не общался – только по делу. Это честно казалось странным.

– Семь лет уже, – ответил утвердительно, и я удивился. Ну это все объясняет, но не умаляет того факта, что Стас поехал на верную смерть в Афган при живой жене.

– А дети? – спросил, выдыхая дым в сторону.

– Двое пацанов, – в голосе сослуживца прорезались нотки гордости, и я ощутил что-то вроде зависти. – Серега и Андрюха. Семь и три года.

– И ты поехал? – полу-вопрос, полу-упрёк получился, не сдержал эмоций. Его же могли убить к херам на заставе.

– Мне оставалось до двадцатки чуть меньше пяти лет выслуги, я решил поехать туда, где год за два идет, чтобы быстрее отстоять и уйти со службы. Задолбался по заставам мотаться, Ника постоянно дома одна с пацанами, хватит. Отслужил, три месяца до конца контракта осталось, и я свободен буду. Получу деньги на жилье и в