Завещание с того света - Татьяна Гармаш-Роффе

– Ну хотя бы цвет, – миролюбиво попросил детектив. – Он же рядом с вами стоял. Неужели не вспомните?

Лида снова провела ладонями по лицу, будто умываясь. И снова Алексей отметил, какие красивые у нее руки. Может, она этот жест специально придумала, чтобы все видели их красоту?

– Красный, кажется. – Она еще чуть подумала и кивнула. – Да, точно. Внизу черный, а у руля красный.

Это подтверждало показания Бориса. Что ж, уже неплохо.

– Человека, который ворвался к вам в квартиру и стал бить Евгения Дмитриевича, вы раньше где-нибудь видели?

– Никогда.

– Он кричал, что является вашим мужем.

– Это ложь. Я не знаю этого ублюдка. И я никогда не была замужем. Можете проверить.

– Деньги вам заплатили?

– Нет.

– Этого следовало ожидать.

– Я бы их не взяла, – Лида посмотрела детективу в глаза. – Я не продалась. Я просто испугалась!

Она заплакала, уткнувшись лицом в ладони, а детектив направился к двери. Он ее не осуждал. Но и не жалел.

Было почти шесть вечера, и Алексей подумал, что хорошо бы уже не ехать на Истру, а заглянуть домой, к Александре, детям. Он с удивлением осознавал, как много стал для него значить дом. Точнее, семья. Хотя это почти одно и то же. Где семья, там и дом… Можно менять место прописки хоть каждый год, но пока с ним его семья, любое место станет родным.

Он раньше и не предполагал – ни в первом браке, ни в последующей холостяцкой жизни, – что однажды очертится на планете какой-то магический круг, его личный круг. Его место на земле. Дорогое сердцу место, где ему так хорошо. Потому что там живут его любимые люди. Там, с ним. И они тоже любят его. Это место его счастья – может, сказано неуклюже, зато точно.

Неожиданно он вспомнил о странной Сашиной задумчивости, и его философское настроение мгновенно улетучилось.

Надо поговорить с женой. Если там что-то… Если есть причина… То он должен об этом знать. Знать заранее. Чтобы успеть подготовиться к мысли, что его магический круг разрушится.

Нет. Нет, какая чушь! Их с Александрой связывает намного больше, чем «любовь», как ее понимают обычно. У них общие взгляды на вещи, на ценности, на мир; больше того, у них общие требования к себе. Когда люди умиляются и называют Алексея с Александрой идеальной парой, они даже не догадываются, что идеальность эта – плод душевного труда, который называется «самосовершенствованием». Система саморазрешений и самозапретов. Культивация в себе доброго и разумного – как культивируют растения, развивая полезные качества и сводя к минимуму вредные.

Поэтому они с Александрой никогда не предадут друг друга. Этого не позволит система их ценностей.

Да, но если… Человек может устать от этой постоянной работы. Махнуть на все рукой и сказать: надоело мне быть добрым и порядочным, всех понимать и со всеми считаться! Больше не хочу, и отныне мне на всех наплевать. Буду думать только о своих удовольствиях, и пропади все пропадом!

Может ведь такое случиться?

Алексей вдруг заулыбался. Все, что он сейчас вообразил, – это карикатура на Александру. Глупость, одним словом. Разве можно одним махом отказаться от того, за что себя уважаешь? Нет, конечно, нет.

Желание немедленно увидеть жену стало настолько нестерпимым, что он решил передоговориться с Игорем, которого обещал вывезти из донниковского имения. В конце концов, Маша может его довезти до станции, а там Игорь доберется до Москвы на электричке… Да, и пусть Машин отчет об утренних переговорах с собой возьмет, вдруг пригодится. Хотя Кис сомневался в том, что кто-то еще, помимо шофера Бориса, смог дать ценную информацию. В лучшем случае люди снова подтвердили, что академик был чем-то озабочен, – вот и все. Тогда как он, Кис, теперь знает точно, чем был озабочен Евгений Дмитриевич. Полученную информацию еще надобно обдумать, но она хороша как раз тем, что уже получена.

С этими мыслями детектив набрал номер своего ассистента.

– У вас есть что-нибудь новенькое? – издалека начал он.

– Есть, – неожиданно сообщил Игорь. – Помнишь, я тебе утром сказал, что Маша проявила инициативу и обзвонила нескольких друзей отца из тех, с кем была знакома лично?

– Да… – ответил Кис, пытаясь угадать, к каким последствиям Машины звонки могли привести.

– Один из этих людей – тоже академик, между прочим, – недавно перезвонил ей. И сказал, что хотел бы познакомиться со школьным другом Жени. Сечешь? С тобой то есть. Он уже едет к Донниковым. Ты далеко?

Алексей прогнал разочарование. Работа есть работа, и она является приоритетом, если уважаешь собственную профессию. А он уважал.

«Задерживаюсь, не знаю, когда приеду домой, не жди. При возможности позвоню, целую», – отправил он Александре эсэмэску. Звонить не стал: побоялся снова услышать ее сдержанный – или безразличный? – голос.

Через пару минут пришел ответ: «Оки (это был домашний вариант от «ОК»), не волнуйся, у нас все в порядке».

То есть Саша даже не расстроилась, что он не едет домой?

Стоп. Кис, уймись, сказал он сам себе. Ты пустился с некоторых пор в подозрения, но подозрения – это ржавчина, которая разъедает душу.

Уймись и займись делом.

Подправив зеркало заднего обзора, детектив завел мотор и тронулся в направлении Новорижского шоссе.

– Он какой-то странный, – шепнул детективу Игорь, открывая дверь дома Донниковых, – все время чему-то радуется…

Алексей вошел в гостиную и сразу понял, в чем дело: академик Виктор Павлович Копылов принадлежал к тому редкому типу людей, чьи губы сама природа сложила в легкую улыбку. Обычно это выглядит очень мило, придавая лицу постоянную доброжелательность, но частенько приводит и к неловким ситуациям: против воли своего обладателя такое лицо улыбается даже на похоронах. А с возрастом улыбка начинает множиться в морщинах и морщинках, и от нее уже не спастись.

Кис понял это по тем усилиям, которые делал Виктор Павлович, безуспешно пытаясь прогнать улыбку со своих губ, – речь все-таки шла о смерти Донникова. И, разумеется, это не «синдром Петрушки» – люди с таким генетическим отклонением страдают умственной отсталостью и академиками не становятся. Просто у природы дрогнула рука, когда она лепила лицо Виктора Павловича. Точно так же, как не повезло другим, чей рот оказался уголками вниз – всегда то ли плаксивая, то ли брезгливая гримаса на лице. Неизвестно, с чем труднее жить.

– Нет, у меня не синдром Ангельмана, – будто догадался о мыслях детектива Копылов, пожимая ему руку и… улыбаясь.

Ангельмана… Кис не знал, что это за зверь такой, но сообразил с учетом контекста.

– Кажется, так называется «синдром Петрушки» по-научному? Что вы, мне подобное и в голову не пришло, – любезно ответил он.