Гипотеза Дедала - Лев Александрович Наумов

своем участии в революционной ячейке, подобной нашей, Марина будто бы просился в тюрьму. Собственно, другого итога и быть не могло – вскоре он оказался в «Касеросе», – но даже после ареста в прессе выходили материалы, в которых Константин рассказывал о своей героической готовности примкнуть к некому великому делу, а также о последовавшем за этим вероломном предательстве. Так как их герой совершил преступление против государства, аргентинские издания печатать такие статьи опасались или отказывались, зато зарубежные публиковали охотно.

Откуда появлялись новые сведения о заключенном? Нельзя исключать, что многие из них были фальшивкой. В то же время, как выяснилось, перед арестом Марина предусмотрительно разослал немало писем, повествующих о том, как его предали. Именно эти бумаги и ложились теперь в основу статей. Кроме того, некоторые журналисты наведывались в «Касерос» и требовали встречи с «героем». Кому-то, видимо, удавалось добиться ее. Наблюдая за происходящим, члены нашей организации только разводили руками.

Разумеется, покушение пришлось отложить. Поднялся такой шум, что напуганный Перон отменил все свои поездки на ближайшее время. Вдобавок название общества было скомпрометировано и стало притчей во языцех. Публичная оппозиция начала вслед за Мариной клеймить «Союз длани Господней» как предателей, хотя в действительности они не могли даже быть уверенными в нашем существовании. Через неделю один из самых верных членов ячейки пришел ко мне с сообщением, что из-за произошедшего он вынужден покинуть «Союз».

Вынужден уклониться от дальнейшего описания распада моего детища. Это слишком болезненно. Обескураженный сложившейся ситуацией, я не смог собраться с силами, чтобы организовать другое тайное общество ни на руинах старого, ни на новом фундаменте. Полагаю, со временем я решился бы на подобный шаг, но вскоре Перон был свергнут в ходе военного переворота, куда более кровопролитного, чем та филигранная операция, которую готовил «Союз длани Господней».

То, что стало происходить в дальнейшем, напоминало дурной сон в психиатрической клинике. Герои и идеологи переворота 1955 года называли Константина Марину в числе своих предшественников и вдохновителей. Разумеется, он был немедленно реабилитирован и выпущен на свободу. Слава этого человека с годами достигла невероятных масштабов. Чуть позже представители Монтонерос, Сандинистского фронта национального освобождения и Антикоммунистического альянса Аргентины принялись говорить, что именно он «научил их идти до конца». Для молодых революционеров Марина стал кумиром. Недалек тот день, когда о нем начнут рассказывать в школах… При этом невозможно было даже разоблачить лгуна, ведь, как только кому-нибудь стало бы известно, что именно я являлся лидером и идеологом «Союза длани Господней», меня бы сразу разорвали на части…

Чем дольше я размышляю об этом человеке, силясь его понять, тем больше убеждаюсь, что он никогда не намеревался войти в состав нашего общества. В то утро Константин пришел не для того, чтобы стать частью великого дела, но только затем, чтобы сразу провозгласить себя отторгнутым им.

Меня удивляло другое: сам он после всего произошедшего вел себя достаточно скромно. Марина не стал использовать свою известность, чтобы сделать политическую или иную карьеру. Напротив, он уединился где-то в провинции Жужуй на границе с Боливией и Чили, в особняке, который ему подарило благодарное правительство. Складывалось впечатление, будто Константин вовсе не был расчетливым мерзавцем, жаждущим славы, что он совершил свой странный поступок едва ли не по зову сердца. Вероятно, прикоснуться к великому делу он желал ничуть не менее страстно, чем я. Но только для Марины имело значение и то, чтобы ему оказалось с этим делом не по пути. Он хотел быть благороднее чего-то великого, вовлекающего множество людей.

Так или иначе, новый национальный герой действовал не ради известности, поскольку тяготился ее. Однако сограждане более о нем не забывали. Его имя вновь попало на передовицы газет уже после смерти Перона, когда в 1987 году некто вскрыл гробницу диктатора, выкрав его меч и руки. Последние были отрезаны бензопилой. Жутковатое зрелище, но все почему-то сразу вспомнили название его… нашей… моей организации – «Союз…» не чего-нибудь, а именно «длани»… Найти похитителей и раскрыть преступление не удалось, но неожиданно стало ясно, что многие убеждены, будто это деяние собственноручно совершил таинственный Марина. По крайней мере, простым людям эта версия полюбилась куда больше, чем гипотеза об алчных сотрудниках спецслужб, задумавших открыть банковские ячейки диктатора с помощью отпечатков его холодных пальцев. Историям о воровстве народ всегда предпочтет легенду о таинственном герое.

Кто-то даже отправился в Жужуй, чтобы там найти самого Константина, но разыскать его не удалось. То ли он умер, то ли решил спрятаться от людей еще надежнее, то ли и правда украл руки, а потом скрылся с ними, то ли его и не было никогда… Так или иначе, но это имя – Константин Марина – теперь знает каждый, а мое пропадет в безвестности.

Странный анекдот 2[9]

Многим из тех, кто прочтет мою записку до конца, покажется, будто последовательность событий, о которых я намереваюсь рассказать, складывается в беспрецедентно масштабную историю. В то же самое время уверен, что найдутся и те, кто решит, будто все изложенное не более чем странный анекдот. Признаться, сам я придерживаюсь именно такой точки зрения.

Дабы мой поступок не был понят превратно, я оговорю заранее, что записка будет неизбежно содержать совершенно секретные сведения, разглашение которых является нарушением закона. Мне придется посвятить вас во множество подобных тайн. Тем не менее я глубоко убежден, что с моей стороны куда более тяжким преступлением было бы умолчать о них. Те же, кто некогда создавал этот закон, наверняка не могли даже представить себе, что когда-нибудь возникнут подобные обстоятельства, толкающие меня сегодня на столь решительный шаг. Надеюсь, что и мои будущие судьи примут это во внимание, а потому отнесутся ко мне со снисхождением и не сочтут вынужденный поступок государственной изменой. А даже если сочтут, то, по крайней мере, не будут в своем несправедливом и недальновидном вердикте единодушны. Я верю, что кто-то из них обязательно догадается, какие именно тревоги вынудили меня писать сейчас, обращаясь к неизвестным, но глубоко небезразличным мне современникам и потомкам.

Кроме того, я рассчитываю на снисхождение еще по одной причине. Земля давно полнится слухами об эксперименте. Прежде это были лишь сплетни и пересуды сектантов, но в свете последних событий они стремительно обретают характер официальной информации. Рано или поздно кто-то из сонма людей, входивших в число сотрудников, непременно расскажет в мельчайших подробностях обо всем, что пока не сообщалось в новостях. Жить спокойно, будучи причастным к этому, попросту невозможно. Иными словами, я