Анна в кроваво-алом - Блейк Мастерс

Приехал, выследил, убил. Как «нанести, прополоскать, повторить». Моя жизнь во всей простоте заведенного порядка. Она кажется одновременно пустой и тяжелой. Вспоминаю Аннину реплику про хотение того, чего у нее не может быть. Кажется, я понимаю, что она имела в виду.

Гидеон все говорит:

– Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится. Хотя я всего лишь собираю пыльные книжки и старые байки по ту сторону океана. Реальную работу делать тебе.

– Да. Мне и моим друзьям.

– Да. Потрясающе. Вы будете точь-в-точь как те четыре чувака в фильме. Ну, в том самом, с зефириной-переростком.

Ты, наверное, шутишь.

Мы с мамой сидим в машине на краю школьной парковки и смотрим, как подкатывают автобусы, высыпая учеников на тротуар, по которому те спешат к дверям. Весь процесс чем-то напоминает конвейер – бутылкоразливочный цех наоборот.

Пересказываю ей разговор с Гидеоном и прошу помочь с травяной смесью, она обещает сделать. Замечаю, что у нее какой-то замученный вид. Под глазами темные, лиловатые круги, волосы потускнели. Обычно они сияют как медный таз.

– С тобой все в порядке, мам?

Она улыбается и оглядывается на меня:

– Конечно, детеныш. Просто беспокоюсь за тебя, как всегда. И за Тибальта. Он меня вчера ночью разбудил – прыгал на чердачный люк.

– Черт, извини. Я забыл сходить наверх и поставить мышеловки.

– Ничего. На той неделе я слышала, там что-то двигалось, и по звуку гораздо больше крысы. Еноты могут забраться на чердак?

– Может, просто крысиная стая, – предполагаю я. Ее передергивает. – Лучше вызови кого-нибудь, пусть проверят.

Она вздыхает и барабанит пальцами по рулю:

– Наверное.

Пожимает плечами.

Кажется, ей грустно, и до меня доходит, что я не знаю, как у нее здесь идут дела. При этом переезде я ей не очень-то помогал – ни по дому, ни с чем другим. Она вообще меня редко видела. Оглянувшись на заднее сиденье, вижу коробку с разноцветными заговоренными свечами, готовыми к продаже в местном книжном магазине. В норме я бы складывал их за нее и привязывал ценники цветной бечевкой.

– Гидеон говорит, ты с кем-то подружился, – замечает она, разглядывая школьную толпу так, словно надеется высмотреть этих кого-то.

Мог бы и догадаться, что Гидеон проболтается. Он мне вроде суррогатного родителя. Не как отчим – скорее как крестный или морской конек, всё норовит засунуть меня к себе в карман.[28]

– Только с Томасом и Кармель, – говорю. – Ты их уже видела.

– Кармель очень хорошенькая, – с надеждой произносит мама.

– Похоже, Томас так и считает.

Она вздыхает и улыбается:

– Хорошо. Ему бы не помешала женская рука.

– Ма-ам. Фу.

– Не в этом смысле, – смеется она. – Я хочу сказать, надо, чтоб его кто-то почистил. Заставил выпрямиться. Парень весь сморщенный. И пахнет как стариковская трубка.

С минуту она шарит по заднему сиденью, и рука ее возвращается с пухлой пачкой конвертов.

– А я-то гадал, что стряслось со всей моей почтой, – говорю я, перебирая их.

Все уже вскрыты. Я не против. Это всего лишь наводки на призраки, ничего личного. Посреди пачки торчит большое письмо от Ромашки Бристоля.

– Ромашка написал, – говорю. – Ты читала?

– Он просто хотел узнать, как у тебя дела. И рассказать тебе все, что случилось с ним за прошлый месяц. Хочет, чтобы ты приехал в Нью-Орлеан за духом какой-то ведьмы, скрывающимся у подножия некоего дерева. Предположительно она использовала это дерево для жертвоприношений. Мне не понравилось, как он говорил о ней.

Ухмыляюсь:

– Не все ведьмы добрые, мам.

– Я знаю. Прости, что читала твои письма. Ты все равно был слишком занят, чтобы их заметить. Большинство просто валялось на почтовом столике. Я хотела разобрать их для тебя. Убедиться, что ты не пропускаешь ничего важного.

– А пропустил?

– Профессор из Монтаны хочет, чтобы ты приехал и убил вендиго[29].

– Кто я ему? Ван Хельсинг?

– Он пишет, что знает доктора Берроуза из Холийоке.

Фыркаю:

– Доктор Берроуз в курсе, что чудовищ не бывает.

Мама вздыхает:

– Откуда нам знать, что бывает, а чего не бывает? Большинство убранных тобой тварей тоже можно назвать чудовищами.

– Ну да. – Кладу ладонь на дверь. – Ты уверена, что сумеешь раздобыть нужные травы?

Она кивает:

– Ты уверен, что сумеешь заставить их тебе помочь?

Окидываю взглядом толпу:

– Увидим.

Коридоры сегодня выглядят как в кино. Ну знаете, когда главные герои идут медленно, а остальные проносятся мимо разноцветными пятнами. Я высмотрел в толпе Кармель и Уилла, но Уилл шел в противоположную от меня сторону, а внимание Кармель привлечь не удалось. Томаса я так и не увидел, хотя дважды подходил к его шкафчику. Поэтому пытаюсь не заснуть на геометрии. Толку от меня немного. Надо запретить преподавать математику в такую рань.

Посреди доказательства какой-то теоремы ко мне на парту приземляется сложенный треугольником листок. Развернув, вижу записку от Хейди, симпатичной блондинки, сидящей на три ряда дальше меня. Она спрашивает, не нужна ли мне помощь в учебе. И не хочу ли я сходить на новый фильм с Клайвом Оуэном[30]. Засовываю записку в учебник – мол, отвечу позже. Я, разумеется, не отвечу, а если она спросит, скажу ей, что мне и одному неплохо или «как-нибудь в другой раз». Она спросит снова, даже раза два или три, но в итоге уловит намек. Рискую показаться жестоким, но это не так. Какой смысл идти в кино, начиная то, чего не смогу закончить? Я не хочу скучать по людям и не хочу, чтобы они скучали по мне.