Мальтийский апельсин - Анна Данилова

Жене показалось, что удары ее сердца сейчас заглушат самое главное – ответ, который она так ждет. Она так разнервничалась, что даже не спросила, кто у телефона: Марина Рожкова или кто-то другой. Да и вопрос поставила по-дурацки.

– Астрова? Да, конечно, говорит. Это моя фамилия. А в чем, собственно, дело и с кем я говорю? – Тон женщины стал более жестким, и Женя окончательно растерялась. Она даже не успела воспринять услышанное.

– Меня зовут Женя, Женя Жукова. У меня к вам есть дело, касающееся Ольги Астровой.

– И какое же это дело? – удивились на другом конце провода.

– Но я бы прежде хотела знать, с кем говорю…

– Я и есть Ольга Астрова. Что случилось?

Рука с зажатой трубкой опустилась – Женя смотрела впереди себя, ничего не понимая.

– Подождите минуточку. Пожалуйста, не бросайте трубку, это очень важно…

Она бросилась в кабинет Шубина.

– Игорь… Я ничего не понимаю! Только что нашла в Интернете телефон подруги Астровой, звоню ей, а она заявляет, что она и есть Астрова… Это саратовский телефон… Что мне делать?

– Узнай адрес, и поедем. Я, конечно, мало что успел понять, но, если женщина, проживающая в этом городе, называет себя Ольгой Астровой, это уже интересно, ты не находишь?

Женя вернулась к телефону:

– Алло, вы меня слушаете? Дело очень важное и касается непосредственно вас, если вы действительно являетесь Ольгой Астровой. Хотя, может быть, вы просто однофамилица… Я понимаю, что вы меня совершенно не знаете и очень удивлены звонком незнакомого человека. И все же: какого вы года рождения?

– Семьдесят восьмого, но в чем все-таки дело?

– И прописаны на улице Лермонтова?

– Да…

– К сожалению, я не могу вам сейчас рассказать по телефону о причине, заставившей меня позвонить вам, но непременно расскажу при личной встрече.

– Девушка, да что случилось-то?

– Чтобы развеять все наши сомнения, я должна увидеть вас лично и поговорить. Причем прямо сейчас. Мы могли бы подъехать к вам, вы только скажите куда.

– Хорошо. Я и сама уже разнервничалась… Скажите хотя бы, это не касается моих родственников? Никто не умер?

– Я пока ничего не могу вам сказать.

– Тогда подъезжайте к памятнику Гагарину на набережную. Сколько вам потребуется для этого времени?

– Думаю, четверть часа, не больше.

– Хорошо. На мне будет серый брючный костюм.

Женя положила трубку и счастливая от того, что ей удалось таким образом сдвинуть с места расследование и выйти на человека, который мог иметь отношение к Астровой (номер телефона в Интернете что-нибудь да значит!), захлопала в ладоши.

– Игорь, поехали! Она согласилась!

Лера провела беспокойную ночь. Ей снились кошмары. Она бродила по каким-то мрачным гулким тоннелям по пояс в воде и кого-то отчаянно звала. Может быть, свою мать, с которой никогда не была близка и к которой не испытывала ничего, кроме презрения. Женщина, всю жизнь проработавшая уборщицей на картонажной фабрике и довольная этим, – нет, не такой должна была быть мать Леры Тарвид. Уже одна фамилия выгодно отличала ее от остальных женщин, работавших на картонажке, фамилия, доставшаяся ей от рано умершего мужа, не то эстонца, не то латыша, а то и немца, мать точно не знала. Лера не помнила своего отца, потому что он умер от воспаления легких, когда Лерочке было всего три года. Благодаря отцу, человеку состоятельному и немолодому, который был старше матери почти на двадцать лет и работал главным инженером в одной из строительных организаций, семья перебралась в престижный район города, на улицу Лермонтова в большую уютную квартиру. Быть может, если бы не скоропостижная смерть Артура Тарвида, то у Леры могли бы быть брат или сестра. Но мать сделала аборт сразу после похорон отца, о чем Лера узнала лишь спустя много лет, когда мать призналась об этом повзрослевшей дочери. Мать Леры умерла пять лет тому назад, и тоже от простуды. Говорили, что от гриппа, но Лере всегда казалось, что она умерла просто от тоски. От серой и лишенной всякой радости жизни. У нее было одно удивительное и сильно раздражавшее дочь свойство видеть во всем лишь самое мрачное, трагичное. Возможно, именно так она стала воспринимать жизнь после смерти любимого мужа, без которого все для нее просто потеряло смысл. Многие женщины, оставшись вдовами, находят в себе силы жить хотя бы ради детей, не говоря уж о том, чтобы еще раз выйти замуж и начать новую жизнь. Но только не Евгения Тарвид. Пока был жив муж, она не работала, сидела дома и воспитывала дочку. После же смерти Артура она сразу пошла работать на картонажную фабрику уборщицей. Бледное и какое-то потухшее лицо матери Лера вспоминала редко. Ей хотелось забыть и мать, и все те мысли о смерти и о бессмысленности самой жизни, которые навевали ей эти воспоминания. Не получив тепла материнской любви, Лера, быть может, именно поэтому и не чувствовала себя обделенной лаской близкого человека. А отсутствие привязанности к кому бы то ни было дало ей возможность рано почувствовать себя самостоятельной, способной без оглядки принимать любые, кажущиеся ей правильными, решения. После смерти матери она полностью изменила свою жизнь, и первое, что сделала незамедлительно, – это ремонт, стараясь уничтожить в квартире тот запах отчаяния и обреченности, который угнетал ее все те годы, что она прожила рядом с матерью. Прочь унылые бледно-зеленые обои, унылые серые паласы, унылые желтоватые двери, унылую старую мебель. Лера еще при жизни матери, работая и откладывая деньги, мечтала о светлой, залитой солнцем квартире: с прозрачными, как сам воздух, занавесями, с новой, не оскверненной временем и потеками ржавчины ванной, с голубым толстым ковром… Она и сама не заметила, как постепенно возвела порядок и стерильную чистоту в культ. Весь день ее с самого раннего утра и до ночи был расписан по минутам. Она жила размеренной жизнью правильной молодой девушки и была счастлива своим новым положением. Поначалу одиночество нисколько не тяготило ее, напротив, ей нравилось, что в квартире, помимо нее, никого нет. Что она вольна жить так, как она хочет, и никто не вправе ей ни на что указывать. Только упорядочив свою жизнь и подчинив единственной цели – стать богатой и счастливой, встретить приличного человека и выйти за него замуж, – она добилась прочного социального положения и относительного материального благополучия, которое позволяло ей придерживаться определенного образа жизни. И лишь появление в ее жизни Ольги Астровой спутало все ее планы и изменило представление о счастье. Ей захотелось сильных чувств, страстей, острых ощущений, неслыханных удовольствий, полноты жизни… Что она, собственно говоря, и получила. Сначала Лера сменила прическу, стиль одежды, научилась так же красиво и точно, как и Оля, подводить карандашом глаза, рисовать полные, делая их «чувственными», губы, накладывать пудру и румяна. Потом последовали более глубокие перемены – у нее с Астровой появился один любовник на двоих, и Лера дала ему развратить и даже поработить себя. Как же ей нравилось в пору тех редких и ярких свиданий представлять себя Ольгой, целовать мужчину так же, как Ольга, отдаваться ему так же, как она. Да от прежней Леры, мечтавшей о новых занавесках и голубом ковре, не осталось и следа. Она стала частью Ольги, как привитая по весне ветка, успевшая напитаться соками основного дерева и собирающаяся зацвести и даже дать первые плоды летом. Кто же знал, что плоды окажутся ядовитыми? Что Лера отравится своей любовью к Сайганову? Как же так могло случиться, что те чувства, которые она принимала за страсть, на самом деле оказались лишь ее желанием стать любовницей любовника Астровой, почувствовать вкус его губ, его тела, чтобы понять то, другое, более глубокое, мощное и разрушительное чувство, которое связывало настоящих, одержимых страстью любовников: Ольгу и Дмитрия. Но поняла ли она это? Испытала, пережила ли она хотя бы часть той любви, которой так отчаянно завидовала? Нет. И это «нет» доставляло самое большое страдание, мучительнее даже того, что она испытывала от сознания своей ненужности мужчине, своей заменимости. Одно радовало: ведь он изменял с ней именно Ольге, признанному авторитету, женщине, на которую она так старалась походить.