Мальтийский апельсин - Анна Данилова

– В морге.

– Кто-то уже занимается похоронами?

– Нечаев, – ответила Женя. – Валентин Нечаев, тот самый мужчина, который был с Олей… вернее, с Мариной в Бобровке.

– Мне необходимо с ним встретиться, – вдруг совершенно по-деловому произнесла Астрова и даже поднялась со своего места в каком-то порыве. – Я должна тоже принять участие в похоронах. Пожалуйста, прошу вас, дайте мне его адрес, телефон, я должна, должна… Быть того не может, бедная Марина… кто же это тебя?

Женя разочарованно смотрела на то, как Астрова достает из сумочки зеркальце и пудрит себе нос, подкрашивает губы, и думала о том, что ожидала большего от этой встречи. Вот сейчас они расстанутся, и все. А что нового они узнали у нее о Рожковой? Только фамилию ее любовника или мужа – Каротин – и все. Да, еще московский телефон. Все равно маловато. Она напомнила Астровой про обещанный номер телефона, который Шубин тотчас записал под диктовку в свой блокнот. Маловато, конечно, но уже кое-что.

– Мы можем съездить сначала в морг, вы посмотрите на нее, – сказал Игорь Ольге Астровой, выходя из кафе, – а по дороге я попытаюсь связаться с Нечаевым, и вы договоритесь о встрече. Главное, что он в Саратове и не уехал в Москву. Думаю, мне тоже надо бы с ним встретиться, чтобы расспросить его о Каротине. А вдруг он с ним знаком?

– Он что, не местный?

– Нет… Он из Москвы, – и Шубин рассказал Астровой, что знал о планах Нечаева относительно Марины Рожковой.

Ольга Астрова сидела в кафе на набережной и нервно, горстями, бросала в рот соленые сухарики, запивая их пивом. Напротив нее сидел красивый человек в поблескивающих очках и рассказывал ей о своей любви к Марине Рожковой. Это был доктор Нечаев.

По его болезненному виду и потухшему взгляду нетрудно было догадаться, что он страдает. Ольга постоянно представляла себе, что за круглым пластиковым столиком они сидят не вдвоем, а втроем, что между ними сидит и щурится от яркого солнечного света Марина.

– Она бы тоже пила пиво и грызла сухарики. По-моему, в последнее время это была ее основная еда, – говорил Нечаев, глядя вдаль, в расплывающуюся на горизонте зеленую точку маленького острова, находящегося посередине широкой реки. – С одной стороны, выходило, что ей мало надо. Ела как птичка, жила одним днем… Но, с другой стороны, в ресторане заказывала дорогую дичь, рыбу, нисколько не беспокоясь о том, смогу ли я заплатить или нет. Поначалу меня это озадачивало, но потом, когда я познакомился с ней поближе, то понял, что она искренна в своих желаниях и действительно далека от реальной жизни. Она жила как живется. Не любила сидеть дома, была завсегдатаем пивных баров на проспекте Кирова, маленьких ресторанчиков, где можно было провести время за опять же таки кружкой пива и рыбой.

Ольга слушала его с недоверием. Ей казалось, что этот холеный человек сам придумал для себя эту историю безумной любви, чтобы как-то скрасить прежде всего свою явно лишенную тепла и привязанностей жизнь преуспевающего врача и бизнесмена. Она не верила в любовь с первого взгляда, во-первых, а во-вторых, в любовь именно к такой необычной женщине, какой была Марина. Нормальный, психически здоровый мужчина даже при всем желании не сможет увидеть в разочаровавшейся во всем женщине свою любовь. Он, наверно, увидит в ней просто женщину, которую можно без особых усилий уговорить лечь с ним в постель и получить от нее все удовольствия сполна за ужин в ресторане. Марина могла вызвать жалость. Мужчина, пожалевший ее и почувствовавший на своих губах горечь ее поцелуев, может захотеть сделать ее счастливой, но только это тоже не будет любовь. Доктор Нечаев приехал из Москвы, чтобы порыбачить в живописных волжских местах, отдохнуть от московского темпа жизни, суеты. Вместо золотой рыбки он выловил в мутной саратовской водице запутавшуюся в водорослях полупьяную русалку и успел полюбить ее. В это верилось с трудом. Чем могла его обаять Марина? Красотой? Красота ее уже была тронута тленом, это бросалось в глаза, и никакая пудра или румяна не могли скрыть ранних морщин, горьких складок возле рта. А потухший взгляд? Неужели мужчины окончательно ослепли или их уже не интересует женщина как человек, способный чувствовать боль и страдать?

Ольга Астрова имела свое мнение о женском счастье, которое могло быть построено лишь на семейных узах и детях. Отношения между мужчиной и женщиной – всего лишь прелюдия, самое начало долгого пути, который им предстоит пройти вместе, и именно там, впереди, их и ожидают самые большие радости. И если у мужчины при взгляде на женщину не возникает желания иметь от нее детей, жить с ней, то, какие бы чувства он к ней ни испытывал, это не может считаться любовью. Страсть, влечение? Пожалуй. Но разве этого достаточно для того, чтобы предложить женщине (как случилось, по словам Нечаева, с ним и Мариной) все бросить и последовать за ним в Москву, откуда она вернулась, кстати, не так уж и давно, всего лишь два года тому назад, причем с самыми тяжкими последствиями. Конечно, он ее не любил. Хотя и взял бы с собой в Москву для развлечения, разнообразия. Доктор Нечаев не мог не заметить того, что он безразличен ей, что она не дорожит им, что ей, по сути, нет никакой разницы, кто и куда ее повезет, что предложит. Плывущая по волнам. Бедняжка, неужели ее уже нет в живых? И то страшное неподвижное тело в морге разве могло принадлежать ей? Кому понадобилось убивать ее и за что?

– Скажите, Валентин, – Ольга очнулась от своих мыслей и посмотрела доктору в глаза, – вам ни о чем не говорит фамилия Каротин?

– Каротин? Нет, не говорит.

Она ждала, что он сейчас начнет расспрашивать ее о том, кто такой этот Каротин и почему она спросила его о нем. Но Нечаев молчал. Значит, со смертью Марины пропал интерес ко всему, что могло быть с ней связано. Нормальная реакция нормального человека. Марину все равно не вернешь, так зачем же задавать бессмысленные теперь уже вопросы, нагонять тоску?

– Вы знали, что ее зовут не Ольга?

– Нет, не знал. Мне она представилась как Ольга, и у меня не было ни малейшего основания сомневаться в этом. К тому же в квартире были документы на имя Ольги Астровой…

– Документы? Вы, наверное, имеете в виду книжку по оплате коммунальных услуг, квартплате? Да, это верно… Но паспорт? Вы когда-нибудь видели ее паспорт?

– Видел, что он у нее есть, но никогда не заглядывал, меня он не интересовал.

– А что вас вообще интересовало в ней?

– Вы допрашиваете меня или вас действительно интересует, какие у нас были отношения?

– Не хотите, можете не отвечать, – вдруг сорвалась Ольга. – Но я человек прямой и вопросы, как правило, задаю прямые: вы любили Ольгу?

– Да, я любил ее.

– Тогда как же могло такое случиться, что ее убили, а вы ни сном ни духом не ведаете, кто бы это мог сделать? Вы же были с ней, наблюдали ее жизнь, видели всех тех, кто ее окружал, разговаривали с ней, ели и пили, спали, наконец, жили рядом… Неужели она вам ничего не рассказывала о своей прошлой жизни? Может, ее что-то мучило? Может, ей кто-то угрожал? Возможно, были какие-то телефонные звонки, о которых вы не говорите хотя бы из-за того, чтобы эта информация не фигурировала в уголовном деле и чтобы вы, как свидетель, никого не заинтересовали и смогли уехать домой… Вы бы и уехали сразу после ее убийства, если бы знали, что ее кто-нибудь, кроме вас, в состоянии похоронить. Но решили напоследок сделать широкий жест и остаться, чтобы похоронить свою любовницу… Разве я не права? Зачем вам какие-то разбирательства, следствие и тем более суды, которые постоянно откладываются… Разве не проще уехать и все забыть?