Кукушонок - Ингрид Нолль

Это было мне ясно давно. Но неужели ее муж настолько наивен, что даже не подозревал об этом? По крайней мере, про одну-то ее давнюю интрижку с нашим коллегой ему было известно.

— Может, сварить кофе? — предложила я, потому что в животе у меня громко заурчало. На кухне-то я могла тайком проглотить кусочек сыра.

Насморочный Гернот больше хотел чаю и упаковку бумажных носовых платков.

Когда я принесла чашки, он схватил меня за руку и вдруг впал в сентиментальность.

— Аня, лучшее время в моей жизни я провел с тобой. Какая отличная у нас была команда! А ты не готова допустить, что мы снова можем быть вместе? Наш домик лишился своей души, сад заглох, а я — одинокий, печальный человек.

«…который затащил в постель нашу общую подругу и поехал с ней в Драгиньян», — подумала я.

Но в любом случае мое настроение после сообщения Гернота о его несчастьях стало несколько более примирительным.

— Я об этом подумаю, — сказала я.

О существовании Патрика мой бывший муж явно еще не знал, но рано или поздно ему придется узнать об этом.

— Если бы этот малыш был нашим ребенком, — снова расчувствовался он, — как все было бы хорошо.

На сей раз с меня было уже довольно, его слова показались мне безвкусными и бестактными.

— Во-первых, у меня есть новый друг, — выпалила я, — во-вторых, этого червячка, я надеюсь, скоро заберет твоя кошечка. Материнский инстинкт у млекопитающих довольно силен.

— У млекопитающих? — переспросил Гернот, ничего не понимая, выпил чай, распрощался подчеркнуто официально и оставил меня наедине с моими угрызениями совести.

Ну почему я всегда так нетерпима, так уверена в своей правоте, так сварлива и так резка?

В некотором смущении я потащила бельевую корзину вместе с ее содержимым вниз по лестнице. Мой ужин стоял на кухне в духовке горячим, но я потеряла аппетит.

Патрик глянул на меня вопросительно, я пожала плечами и провела ладонью по его колючему щетинистому черепу.

— А ты не могла бы сделать еще одну попытку дозвониться до Штеффена? — попросил он. — Одни новые ползунки проблему не решили. Нам нужны конверт, бодики, курточка, слюнявчики и распашонки! И хорошо бы еще коляску.

— Я уже сто раз пыталась, Штеффена носит неизвестно где. Может, раздобыть для Виктора детские вещи в другом месте, дай-ка подумать, у кого из моих учеников есть младшие братья и сестры.

Тут как раз вошел Мануэль.

— В секонд-хэнде можно разжиться детскими шмотками задешево. И сестренке Сары только что исполнилось два года. Может, у ее матери еще сохранилась малышовая одежда, спросить?

Патрик кивнул, Мануэль позвонил своей подруге и тут же отправился к ней.

— Он почти каждый день торчит у своей Сары, — сказала я, — иногда до поздней ночи. Ты уверен, что неожиданно не станешь дедушкой?

— Во-первых, Мануэль уже не верит в то, что детей приносит аист, а во-вторых, не надо всюду видеть проблемы, — сказал Патрик. — У этой Сары есть вполне разумная мачеха. Готов поспорить, что каждое утро у девочки рядом с какао лежит пилюлька.

Пока мы продолжали болтать о сексуальности нынешних подростков, Мануэль уже вернулся. И гордо вывалил на стол содержимое двух пластиковых пакетов: шапочки и курточки, ползунки и бодики — все светло- и темно-розовое в диапазоне от пронзительно-розового до красного.

— К счастью, наш Виктор Август непривередлив к цвету, — сказал Патрик. — Но Биргит удивится, когда получит назад своего сына в виде маленького трансвестита.

— У них есть и колыбелька, — радостно сказал Мануэль, — но она не помещается у меня на мопеде.

Каждый вечер я кормлю малыша из бутылки; когда мне случается поднять глаза, я натыкаюсь на сосредоточенный взгляд Патрика, устремленный на меня. Он с улыбкой наблюдает, все ли я делаю правильно, — наверное, хочет оценить мои материнские качества.

Странно, как быстро можно привыкнуть к младенцу, поначалу мне было трудно пустить к себе в сердце этот плод двойной игры Биргит и Гернота. Но Виктор отлично умеет подластиться ко мне, с Патриком ему это удалось сразу же. Даже Мануэль за это время заразился вирусом любви к младенцу и добровольно вызвался на роль бебиситтера в наш хоровой вечер. «Наверняка он не прочь снова иметь младшего брата или сестру», — подумала я.

В тот вечер я покинула маленького Виктора, разряженного в розовые кружавчики, и отправилась к себе наверх, потому что должна была проверить неотложные 25 диктантов, однако вместо этого села к компьютеру. В Интернете я изучала процесс оплодотворения в пробирке, который сопряжен с некоторыми неприятностями для женщины. Если Патрик не захочет иметь со мной детей — что до сих пор совершенно очевидно, — есть ведь еще Гернот, который предложил мне начать сначала посредством репродукционной медицины. Конечно, мое сердце билось для Патрика, но в моем возрасте надо подходить к жизни прагматично, а промедления я уже не могла себе позволить.

Хочет он теперь или нет устроиться на предложенное место в Потсдаме, об этом Патрик помалкивал; от Штеффена ничего не было слышно, Гернот распрощался со мной слегка обиженный, что случилось с Биргит, никто из нас не знал. Сплошь непроясненные проблемы, осложняющие мне жизнь.

Вздохнув, я собрала чайные чашки, немного прибрала и в углу дивана, в щели за обивкой обнаружила использованный бумажный носовой платок. Я уже взяла его кончиками пальцев и понесла выбрасывать в мусорное ведро, как вдруг остановилась. А что мешает мне самой заказать анализ? И хотя для анонимного теста на ДНК у меня нет материнского материала, но и с одним носовым платком Гернота уже можно кое-что выяснить. Итак, я поместила его отвратительные выделения в мыльницу и поставила ее в холодильник. Заказала по Интернету две пробирки с ватными пробками. После этого взяла у Виктора мазок слюны и отправила этот комплект в соответствующую лабораторию. В конце концов, я имею на это полное право — раздобыть сведения об отце Виктора.

Отчаянные усилия дозвониться до Штеффена хотя бы на мобильник так и остались безрезультатными. Между тем, мы ухаживали за малышом уже неделю.

Когда моя мать нежданно-негаданно свалилась как снег на голову, она застала меня за купанием неизвестного младенца. Несколько секунд она таращилась на меня как Фата Моргана.

Чтобы она не просверлила во мне дырку своими расспросами, я с опережением коротко и связно объяснила ей, что это ребенок приемный и находится у нас лишь временно.

Но ей хотелось узнать подробности.

— Я бы его немедленно усыновила, — сказала она, — это и впрямь сокровище! А вы не можете оставить его себе просто так?

— Ты же сама прекрасно знаешь, что это невозможно, — сказала я и приложила младенцу к голове розовую губку. — Смотри, какая у нас прелестная Красная Шапочка! Ты даже представить себе не можешь, как он орал, когда очутился у нас!