Твоя примерная коварная жена - Людмила Мартова

Она сходила в палату за плащом и спустилась в холл, где ее уже ждал одетый в толстую кожаную куртку Семенов. Они молча брели по вечерней, залитой огнями улице, загребая ногами не убранные ленивым дворником или снова успевшие нападать листья. Разговаривать не хотелось. Но молчание не тяготило Эллу, совсем наоборот, от него становилось легче, будто лопались в душе невидимые пузырьки горя и боли, растворяя свое грустное содержимое в кипящей крови. Элле даже казалось, что она слышит легкий звон лопающихся пузырьков, как в закипающем в медном тазу сладком варенье. В детстве она больше всего любила лакомиться снятой с него пенкой.

Впервые с момента раскола «ЭльНора», расставания с мужем и ссоры с Норой она испытывала если не покой, то хотя бы умиротворение и гадала, вдыхая холодный влажный воздух. Что было тому причиной – неожиданный отдых, хорошее самочувствие, от которого она уже отвыкла, или бредущий рядом мужчина? Высокий, широкоплечий, надежный, напрочь лишенный суетливости, уверенный в себе. Интересно, сколько ему лет? Она бы дала не больше пятидесяти, может, даже чуть меньше, но внешность, как известно, бывает так обманчива.

Она искоса поглядывала на его профиль. Он шел, засунув руки в карманы своей куртки, которая очень ему шла и, как успела отметить Элла, была не из дешевых, и смотрел то ли вперед, в уходящее вдаль пространство улицы, то ли вглубь себя. О чем он думал, она не знала, но в выражении его словно высеченного из камня лица была и затаенная грусть, и какая-то непонятная ей тихая радость, и смелость, словно он только что раз и навсегда принял какое-то важное для себя решение.

В полном молчании прошли три квартала, свернули направо, потом в какой-то узкий переулок, где совсем не было машин, зато росли каштаны, щедро усыпанные коричневыми плодами, совсем как в Париже. Элла, привыкшая перемещаться по городу исключительно на машине, уже чувствовала, как устали ноги, зажатые узкими ботильонами.

– Устала? – он взял ее под руку, внезапно перейдя на «ты». – Вон подъезд уже виден. Сейчас отдохнешь.

– Какой подъезд? – не поняла Эля. По ее представлениям, до клиники было ходу еще минут десять.

– Моего дома. Я тут живу. Приглашаю тебя в гости. Зайдешь?

На мгновение Элле стало страшно, как перед прыжком в воду с большой высоты. Где-то далеко внизу качалась водная гладь, кажущаяся твердой и негостеприимной. Казалось, что об нее можно расшибиться насмерть. Интересно, женат ли он? Если да, то где его жена. А если нет, то, может, доктор Семенов всех своих пациенток приглашает в свою квартиру. Элла глубоко вдохнула холодный, немного горьковатый от аромата каштанов воздух и все-таки «прыгнула».

– Да. Зайду.

В темном коридоре квартиры, кажется, достаточно большой, он снял с Эллы плащ, а затем, не останавливаясь, очень аккуратно стянул через ее голову тонкий кашемировый свитер с высоким горлом, который она несколько лет назад привезла из Милана, потянул вниз молнию на юбке. Та упала к ногам, словно сдаваясь на милость победителя. Элла переступила, как стреноженная лошадь, освобождаясь от ставшей ненужной юбки. Семенов опустился на колени, снял с ее ног ботильоны, погладил шелк колготок, поцеловал сначала одно ее колено, потом другое. Элла никогда не думала о том, что колени могут быть эрогенной зоной. Оказывается, она была не права.

Она задрожала, нетерпеливо шевельнула бедрами, словно прося не останавливаться. Тогда он стянул с нее мешающие колготки, с восторгом присвистнул, по достоинству оценив кружевные фестоны белья, стоившего примерно четыре средние российские зарплаты (когда-то в прошлой жизни она, как совладелица «ЭльНора», могла себе позволить такие траты), взял ее на руки и пошагал куда-то вглубь квартиры, не включая свет.

Очутившись на широкой, кажущейся нескончаемой кровати, Элла на мгновение осталась одна, тут же испугалась собственной смелости, с которой нырнула в это так не вязавшееся с ней приключение, но он не дал ей шанса передумать, мгновенно оказавшись рядом. Элла так и не поняла, когда он успел полностью раздеться, но сняв с нее белье, являющееся практически произведением искусства, он без всякого почтения бросил его куда-то в угол и тут же накрыл ее своим большим тяжелым телом.

– Я помню, чем кончалась песня нашей с тобой молодости, – сказал он. – «И без исключенья, все с восхищеньем смотрят ей вслед. И не замечают, как плачет ночами та, что идет по жизни смеясь».

Ответить ему она уже не смогла, потому что он закрыл ее рот поцелуем. И довольно долго тишину темной комнаты, освещаемой только уличным фонарем под окном, нарушали лишь стоны мужчины и женщины, которым было хорошо друг с другом. Этой ночью Элле совершенно точно не хотелось плакать.

Наши дни

Дмитрий Воронов

Вначале появился свет. Неяркий, немного тусклый, осенний, он не резал глаза, а был, пожалуй, приятен. Настолько, что вынырнувшему из небытия Воронову даже захотелось сказать ему: «Здравствуй». Затем в поле зрения попали листья. Красные, желтые, чуть пожухлые, они плавали в мутной, покрытой рябью воде, которая, как вспомнил Дмитрий, называлась лужей.

Мысль о том, что он лежит в луже, показалась Дмитрию несправедливой. Он завозился, пытаясь осмыслить свое положение в пространстве, и результатом этого движения стали попавшиеся на глаза мужские берцы. Качественные, высокие, тщательно зашнурованные, они нетерпеливо переминались рядом, видимо, в ожидании, когда Воронов придет в себя.

– Ну, слава богу, а я уж решил, что грохнул тебя ненароком.

Раздавшийся сверху веселый голос был знакомым. Кажется, он принадлежал Олегу Меркурьеву, бывшему начальнику службы безопасности фирмы «ЭльНор», ради встречи с которым Дмитрий отправился в поселок неподалеку от усадьбы Ланских. Кстати, в усадьбе осень всегда была самым красивым временем года. Тьфу, что за глупости в голову лезут…

Дмитрий кряхтя сел и пощупал свою голову, наполненную глупыми мыслями. Она не болела, не кружилась, но была какой-то чужой, словно ее наскоро приладил к телу не очень умелый мастер.

– Руку давай. Ты встать-то сможешь или все-таки «Скорую» вызвать?

– Не надо мне «Скорую». – Воронов медленно поднялся, проверяя, насколько в состоянии удерживать вертикальное положение. Получалось вполне сносно. Удостоверившись в том, что падать обратно в лужу не придется, он перевел дух и посмотрел стоящему рядом Меркурьеву прямо в насмешливые глаза. – Ты что, сдурел? Ты зачем меня ударил?

– Ну, извини, я со спины не понял, что это ты. Вижу, человек незнакомый возле участка ошивается, рассматривает все. А мне посторонние люди, шарящие возле дома Элеоноры, все, как один, кажутся подозрительными. Я незваных гостей страсть как не люблю. Позвонить нужно было, раз уж я тебе понадобился.

– Я звонил, – огрызнулся Воронов. – Кто ж виноват, что ты не только место дислокации сменил, но еще и номер телефона.

– Ладно, проехали. Извини еще раз. Рефлекс сработал. Очень я за Элеонору переживаю. Я и так себя все время виноватым чувствую, а если еще и с Элеонорой что случится, так я себе до конца дней не прощу.