Твоя примерная коварная жена - Людмила Мартова

Естественно, что года за три с небольшим он оставил маму не только без мехов, драгоценностей и антиквариата, но и без квартиры на улице Горького, к тому моменту переименованной в Тверскую. После развода и раздела имущества мама оказалась в однокомнатной квартирке в Строгино, и лишь когда дела «ЭльНора» наладились настолько, что Эля Фалери смогла позволить себе приобрести недвижимость в Москве, она купила большую квартиру в старом центре, предусмотрительно оформив ее исключительно на себя и перевезя в нее маму.

Свою однушку та сдавала, и на эти деньги, да еще на небольшую пенсию, жила. Единственным расходом на мать Эля признавала лишь зарплату новой домработнице, которая приходила три раза в неделю, поскольку иначе мать заросла бы грязью и умерла с голоду. Больше она не давала ей ни копейки, оставляя без внимания намеки, жалобы и просьбы. С детства обладая сильным характером, Эля Фалери лишь укрепила его, выйдя из всех жизненных перипетий стойкой, циничной и абсолютно безжалостной.

Наше время

Элеонора Первая

В последнее время она почему-то часто вспоминала детство. Беззаботное детство, в котором она каждое утро просыпалась счастливой, предвкушая радостные сюрпризы, которые принесет день сегодняшний. Никогда больше не было в ней такой легкости, как в те далекие годы, когда казалось – встань на цыпочки и полетишь.

Она пыталась вспомнить, когда впервые почувствовала тяжесть лежащего на ней груза ответственности? С какого момента она привыкла отвечать за все и за всех? За маму, за Бориса, за детей, за коллектив… Вместо ответа всплывали лишь разрозненные воспоминания из детства и институтской юности. Цельная картина не складывалась, распадалась на неподходящие друг к другу пазлы.

Говорят, что детство начинает особенно часто вспоминаться тогда, когда подкрадывается старость. Элеонора Бжезинская придирчиво осмотрела себя в зеркале. Высокий лоб без единой морщинки, подтянутые к вискам скулы, строгий и нежный абрис тонкой лепки лица… Нет, на старуху она не походила ни капельки.

А может быть, все дело в том, что она уже давно забыла, что значит жить без денег? Нет, конечно, голодная смерть ей не грозила, но свободных средств, о которых можно было не задумываться, потому что они были всегда и их хватало не только на все необходимое, но и на капризы с причудами, у нее теперь не было. Все до копейки она вложила в строительство «Изумрудного города», поставила на кон в игре, которую вела не на жизнь, а на смерть и в которой уже проиграла и семью, и дружбу.

К примеру, она не могла себе позволить слетать на выходные в Париж, к дочери. Варя очень болезненно переносила как развод родителей, так и разлад между мамой и обожаемой крестной. Каждый вечер звонила по телефону, давилась слезами, умоляла разрешить ей приехать домой. Но Бжезинская была неумолима – учеба прежде всего. Во-первых, в обучение Вари были вложены весьма солидные деньги. Во-вторых, ей хотелось удержать дочь как можно дальше от того напряжения, в котором теперь приходилось жить Элеоноре.

По-хорошему нужно было выбраться к девочке хотя бы на пару дней. Да и на самой Бжезинской парижский воздух всегда сказывался позитивно. Он действовал на нее каким-то мистическим, волшебным образом. Элеонора закрыла глаза и представила, как идет по парижским бульварам, усыпанным спелыми каштанами, которые жарят и продают на каждом углу, как подпевает в такт французским песенкам, лиричным и романтичным, как сама любовь, как вместе с горьковатым запахом каштанов и музыкой уносится в небесную синь тот самый груз ответственности, который она привыкла постоянно таскать с собой. Только в Париже он становился чуть-чуть менее весомым, словно растворяясь в окружающем воздухе.

Нет, от груза сейчас никуда не деться. Бжезинская нахмурила брови, отгоняя праздные, лишние мысли о покое и безмятежности, которым все равно было не суждено сбыться. Несколько дней, вернее вечеров, она штудировала рационализаторские предложения Степана Ушакова и должна была признать, что мальчик придумал, а главное, изложил все очень толково.

Проект нового микрорайона за счет цветового решения, несомненно, удорожался, но в масштабах всего строительства это были не такие уж и большие деньги. Маркетинговый же результат такого хода трудно было недооценить. Весь опыт Бжезинской вопил о том, что продажи квартир сразу вырастут, что в нынешней экономической ситуации было совсем не лишним.

Ожидая прихода Ушакова на работу, Бжезинская просчитывала в уме варианты, откуда взять деньги. В условиях жесточайшей экономии, в которой сейчас жил «ЭльНор», это было непросто. А брать еще один кредит не хотелось. Да и кто ж его даст.

В задумчивости постучав по зубам дорогой ручкой, золотым «паркером», который Борис с Элеонорой Второй подарили ей на сорокалетие, она достала мобильник и набрала номер управляющего крупным банком «Волга-кредит», давно делающего ей щедрые авансы, оставляемые Элеонорой без внимания. До последнего времени ей даже в голову не приходило интересоваться кем-то, кроме мужа.

– Здравствуйте, моя кр-ра-савица, – услышала она раскатистый голос в трубке и даже поморщилась от омерзения. – Я все гадаю, когда же мне позвонит райская птичка Элеонора Александровна, когда же снизойдет до меня, смертного. Но птичка высоко летает, все норовит в другие банки обратиться, облетает меня стороной, видимо, боится в силки попасть…

– Добрый день, – холодно поздоровалась Бжезинская, не поддерживая пошлого тона, в котором начался разговор. Видит бог, она бы очень хотела его избежать, но не получается. – Петр Аркадьевич, я бы хотела оформить в вашем банке небольшой кредит. Это возможно?

– Для себя или для «ЭльНора»?

– Для компании, разумеется. Сама я не живу на кредиты. Обхожусь тем, что заработала.

– Элеонора Александровна, дорогуша вы моя. Женщине пристало тратить больше, чем она зарабатывает. Именно это делает ее женщиной, и именно для этого существуют мужчины. Вот лично вам я бы кредит дал с удовольствием. Невозвратный, хотя и не беспроцентный. – Он сально хохотнул.

– Петр Аркадьевич, есть ли смысл мне к вам приезжать, чтобы поговорить о кредите для «ЭльНора»?

– Конечно, есть, душа моя. Ты ко мне приедешь, и мы обо всем договоримся. Если ты на мои условия пойдешь – дам денег, а нет – то извини, у тебя сейчас кредитная история не очень-то способствующая.

– И эти условия? – в голосе Бжезинской зазвучал металл.

– Ты же умная женщина, душа моя. И красивая. Я всегда мечтал иметь такую бабу, как ты. Стильную, дорогую, чтобы окружающие завидовали. Ты же у нас королева, а я тебя, королеву, на четвереньки поставлю, – он внезапно охрип и откашлялся. – Вот представил, как я тебя отдеру хорошенько, так хорошо стало… Ну что, приедешь? Конечно, приедешь, у тебя ведь выхода нет.

– Всего доброго, Петр Аркадьевич, – ровным голосом попрощалась Бжезинская. – Выход из трудной ситуации всегда там же, где вход. Так что я, пожалуй, в него и выйду. А что касается вас… Вы перед тем, как королевам подобные предложения делать, в зеркало бы на себя посмотрели, что ли… Из грязи в князи у вас не получилось, Петр Аркадьевич. Порода не та. Как были дворовой шавкой, так и помрете. Так что не подпрыгивайте излишне, в элитные кобели вы все равно не годитесь. А если в штанах от мечтаний тесно стало, то секретаршу свою отдерите. В аккурат ваш уровень…