И снова Оливия - Элизабет Страут

– Анита, – перебила невестку Синди, – миссис Киттеридж подъехала. Я тебе говорила, что она навестила меня. Так вот, она опять здесь.

– Ну, желаю вам хорошо провести время, – хохотнула Анита. – Мне она всегда скорее нравилась, чем нет.

Дождь лил как из ведра, а миссис Киттеридж была без зонта. Синди постучала в оконное стекло и, когда миссис Киттеридж подняла голову, жестом пригласила ее войти, указав на боковую дверь; через пару минут боковая дверь открылась, захлопнулась, и вскоре миссис Киттеридж переступила порог спальни.

– Снимайте куртку, – сказала Синди. – Как жалко, что вы попали под дождь. Просто бросьте ее на пол. Но если хотите повесить, тогда…

Но миссис Киттеридж уже швырнула куртку на ковер, ту самую, стеганую, красную, и уселась в кресло с высокой спинкой. Намокшие волосы прилипли к черепу, вода капала ей за шиворот. Миссис Киттеридж поднялась и спросила:

– Где ванная?

Синди показала где и не успела глазом моргнуть, как Оливия опять сидела в кресле с полотенцем для рук в бело-розовую полоску и вытирала голову; Синди была потрясена деловитостью гостьи.

– Миссис Киттеридж, – спросила Синди, – вы вышли замуж? Том слыхал, что вы теперь жена Джека Кеннисона, но я не поверила, решила, что это чья-то выдумка.

– Нет, это правда. – Придерживая полотенце на мокрых волосах, Оливия Киттеридж смотрела куда-то поверх головы Синди. – Я вышла замуж за Джека Кеннисона.

Синди оторопела.

– Что ж, мои поздравления. Но разве это… не странно?

– А то. – Оливия перевела взгляд на Синди: – Еще бы не странно. – Она снова принялась вытирать голову, затем добавила: – Но мы оба достаточно взрослые, чтобы понимать, что к чему, и это хорошо.

– Понимать что, например?

– Когда нужно заткнуться, главным образом.

– И в каких же случаях вы затыкаете себе рот? – спросила Синди.

Оливия подумала с минуту.

– Ну, например, когда он завтракает, я не говорю ему: «Джек, какого черта ты так громко скребешь по тарелке?»

– Вы давно женаты?

– Скоро будет два года, если не ошибаюсь. Представь, в моем возрасте начинать все сначала. – Оливия положила полотенце на колени и подняла раскрытую ладонь. – На самом деле это не «все сначала», так не бывает, Синди, это всего лишь продолжение.

Довольно долго они сидели молча, слышно было, как дождь стучит по крыше. Молчание нарушила Оливия:

– Вряд ли тебе хочется думать о том, как твой муж начнет все сначала.

Синди шумно выдохнула:

– Ох, миссис Киттеридж, от мысли, что он останется совсем один, мне плохо делается. Ужасно плохо, честное слово. Он превратится… в такого огромного ребенка, которого бросили одного дома, и у меня сердце сжимается. Но как представлю, что он окажется не один, сердце мое сжимается еще сильнее.

Оливия понимающе кивнула:

– Знаешь, Синди, вы с Томом взрослели вместе. Как и мы с Генри. В восемнадцать лет познакомились, в двадцать один поженились, и дело в том, что… те, с кем ты долго живешь, они никуда не уходят. – Оливия пожала плечами: – Не уходят, и все тут.

– Вы разговариваете о Генри с Джеком Кеннисоном?

– Ну да, – ответила Оливия. – Когда мы с Джеком только познакомились, мы непрерывно говорили о его жене и моем муже. Непрерывно.

– И это было болезненно?

– Господи, нисколько. Это было чудесно.

Синди нахмурилась:

– Не хотела бы я, чтобы меня обсуждали.

– Запретить мы не сможем, если уж на то пошло. Но учти, тебя произведут в святые. Ты станешь чистейшей законченной святой.

Синди рассмеялась. Она – и смеется! И Оливия присоединилась к ней.

– А ваш сын, – сказала Синди. – Ему нравится Джек Кеннисон?

Ответила Оливия не сразу.

– Нет, не нравится. Но и я ему не слишком нравлюсь. Так было еще до того, как я вышла за Джека.

– Ой, Оливия, простите.

Ступня у Оливии то приподнималась на пятке, то опускалась.

– А, ерунда. С этим ничего не поделаешь – пока, во всяком случае.

Синди помялась, но, не выдержав, спросила:

– У вас с сыном всегда были плохие отношения?

Оливия склонила голову набок, размышляя.

– Не знаю, если честно. Но не думаю, что всегда. Наверное, это началось, когда он в первый раз женился.

Синди посмотрела в окно, заляпанное сероватой изморосью.

– И все же, я думаю, вы не кричали и не орали без продыху по любому поводу, как моя мать. С ней было тяжело, Оливия. Но и жизнь у нее была тяжелой. – Она обернулась к Оливии.

– Что до меня, то кричала я и орала много и часто, – сказала Оливия. Синди открыла было рот, но Оливия продолжала: – Из-за чего, уж и не помню, но это и неважно. Я бываю очень даже ужасной, когда захочу. Моему сыну, вероятно, со мной было тяжело, как и тебе с твоей матерью.

– Я все равно ее любила, – сказала Синди.

– Уф, полагаю, Кристофер тоже меня любит. – Оливия медленно покачала головой.

Женщины помолчали несколько минут, полотенце все еще лежало на коленях Оливии. Затем она подалась вперед и негромко сказала:

– Знаешь, Синди, порой на меня накатывает такая тоска по Генри, что я не могу дышать. – Она выпрямилась, и Синди показалось, что на глазах у Оливии выступили слезы. Оливия моргнула. – Внезапная страшная тоска, Синди, ни с того ни с сего, и не потому что Джек как-то не так со мной обошелся, он обычно хорошо со мной обходится, но вдруг что-то происходит, и у меня в голове только одно: Генри.

– Я ужасно рада, что вы зашли, – сказала Синди. – Вы не поверите, сколько людей больше не навещают меня.

– Отчего же. Поверю.

– Но почему они не приходят? То есть, Оливия, старые друзья больше здесь не появляются.

– Им страшно.

– Что ж, это их не красит!

– Согласна. В этом я с тобой абсолютно согласна.

– Но вам же не страшно.

– Не-а.

– Даже несмотря на то что вы боитесь смерти.

– Даже несмотря, – подтвердила Оливия.

* * *

Погода лучше не становилась, ветер свистел в окна, дождь ненадолго сменялся снегом, а потом опять барабанил по крыше. Синди казалось, что это никогда не кончится. Ей пришла открытка от библиотекарей, с которыми она работала. На открытке цветок, внутри пожелание «Выздоравливай скорее!» и подписи всех ее бывших коллег. Синди выбросила открытку в мусор. Приходила патронажная медсестра, поменяла постельное белье, и Синди радовалась ее присутствию; они поболтали по-дружески. Но когда медсестра ушла, Синди легла в кровать и натянула одеяло на голову. Вставив наушники, она слушала музыкальную радиостанцию «Пандора», и за этим занятием она проводила все больше и больше времени. Читать ее не тянуло, да ей вообще не хотелось читать. И смотреть кино на планшете, купленном Томом специально для этого, ей тоже не хотелось.