Лунный ветер - Евгения Сафонова

— Мистер Форбиден, оказывается, такой славный! И совсем не страшный. Мне хотелось бы, чтобы он был нашим дядей. — Её голос звучал застенчиво и немножко мечтательно. — Всегда хотела дядюшку, который бы нянчил нас с тобой и развлекал папу. Папе ведь не хватает в Грейфилде мужской компании, раз мы с тобой обе уродились девочками… — Она вдруг нахмурилась. — Но я не могу понять, как Лиззи могла увлечься мистером Форбиденом. Он же старый!

Я отвернулась, чтобы Бланш не увидела выражения моего лица:

— Не такой уж и старый.

К счастью, мой голос прозвучал достаточно небрежно.

— Ну, ему же никак не меньше сорока!

— Сорок — это ещё далеко не старость. И выглядит он очень моложаво. К тому же, боюсь, Лиззи интересует в первую очередь не сам мистер Форбиден, а всё, что к нему прилагается.

— Бекки! Как ты можешь так говорить? — укоризненно воскликнула Бланш. — Разве Лиззи, наша Лиззи, может быть расчётливой и корыстной?!

Я скосила взгляд в её сторону — чтобы увидеть большие синие глаза, в которых плескалась та невинная наивность, к коей я так и не привыкла за минувшие семнадцать лет.

— Нет, конечно, — мирно произнесла я. — Действительно, глупость сказала.

Бланш удовлетворённо улыбнулась, и эту улыбку внезапно окрасила хитреца.

— А тебе он нравится, Бекки? — без обиняков поинтересовалась она, стараясь пытливо заглянуть мне в глаза.

Подобная бесцеремонность в подобной ситуации вызвала у меня смутное желание швырнуть в сестру подушку и велеть убираться вон, но я лишь произнесла, стараясь, чтобы голос не дрогнул:

— С чего ты взяла?

— Мне так кажется, — Бланш с восхитительным простодушием пожала плечами. — Я же знаю, что тебе не нравится Том. А вот с мистером Форбиденом ты, похоже, неплохо ладишь. Как вы танцевали тогда! — в её глазах загорелся воодушевлённый огонёк. — А как он стрелял по тем тузам ради тебя, ах! И он похвалил твоё пение! Я так была рада и благодарна ему, когда он сделал это… Всегда считала, что матушка незаслуженно тебя обижает и, если бы ты больше занималась, ты бы пела не хуже меня, а то и лучше. — Бланш вздохнула. — Жалко, что он такой старый… и контрабандист, и не знатный. Тогда, если бы он нравился тебе, а ты ему, родители могли бы отдать тебя за него замуж, и ты стала бы хозяйкой Хепберн-парка и всех этих богатств…

— Бланш, — очень ровно произнесла я, выразительно потерев глаза, — мне кажется, нам всё-таки пора спать.

— Ой, конечно! Прости, я совсем забылась со своей болтовнёй, а ведь сегодня был такой утомительный день. — Сестра тут же вспорхнула с постели торопливой птичкой. — Спокойной ночи!

Я смотрела, как она покидает комнату, аккуратно прикрывая за собой дверь. Потом, задув свечу, нырнула под одеяло: свернувшись калачиком в постели, устремив неподвижный взгляд в окно, расплескивавшее лунный свет по узорчатому ковру.

Хозяйка Хепберн-парка. Смешно. Но ведь Бланш снова попала в яблочко, сама того не зная.

Нравится ли мне мистер Форбиден? Глупо и дальше скрывать от самой себя, что да. И до такой степени, что впору испугаться.

Нравлюсь ли ему я? Судя по тому, что произошло в лабиринте… но если он любит меня, то должен просить моей руки, верно? Он ведь знает, что наша помолвка с Томом — фикция, что в действительности моя рука и моё сердце свободны. Конечно, родители никогда не согласились бы на этот брак: одно дело — принимать любезного нувориша в своём доме и нанести ему ответный визит, и совсем другое — отдать ему в жёны свою дочь. Но он ведь даже не касался этого вопроса.

А с другой стороны… если он действительно оборотень, о каком браке может идти речь?

Я закрыла глаза, кожей чувствуя прохладу одеяла. Конечно, в кровать клали грелку, но даже это не помогло до конца справиться с леденящим холодом Хепберн-парка.

Если он оборотень, это объясняет всё. Все его слова. Всё его поведение. Ведь он не хуже — лучше меня понимает, какой опасности оборотень подвергает любую женщину рядом с собой. Я хотела бы найти другое объяснение всему, что видела и слышала, но не могла. И вместо того, чтобы сейчас искать последние доказательства того, что все мои догадки были правдивы, я лежу здесь и надеюсь заснуть.

Ибо убедиться, что тот, кого я ждала и кого полюбила, — оборотень, было бы слишком страшно.

Я не боялась мистера Форбидена. Лишь ощущала некоторое презрение к себе при мысли, что убийца Элиота не вызывает у меня отвращения. Но я боялась того, что подобная правда делала отношения между нами невозможными. Ведь счастливых историй о любви к оборотню я не встречала, и их близких всегда ждал весьма прискорбный конец. А даже если б я согласилась жить на пороховой бочке, готовой в любой момент взорваться подо мной, не согласился бы он.

Нет… я проведу эту ночь здесь, в своей спальне. Сделаю вид, что ничего не было. И у нас будет ещё несколько дней, прежде чем вернётся Том с какими-нибудь известиями. Правда, если известия эти будут такими, что отрицать ужасную правду сделается невозможным — или же Тому, напротив, не удастся узнать ничего, а между тем до намеченной свадьбы останется совсем немного времени… нет, не хочу думать об этом. Просто не хочу.

Пусть я поступаю малодушно, но пока у меня ещё есть возможность, я хочу насладиться этим полётом падения. Ещё несколькими нашими встречами. Ещё несколькими нашими разговорами. Побыть маленькой глупой девочкой, которая закрывает глаза ладошками и верит, что от этого все чудовища исчезнут.

И поэтому, укрывшись одеялом почти с головой, я отвернулась от окна и, отдавшись во власть царившей в комнате тьмы, всё же уснула.

Меня пробудило неясное, но тревожащее ощущение. Несколько мгновений я лежала, пытаясь разобраться, что именно ощущаю, пока не поняла: моё лицо овевает сквозняк, отсутствовавший, когда я засыпала.

А ещё — ощупывает чей-то пристальный взгляд.

Осторожно, стараясь ничем не выдать своего пробуждения, я чуть приподняла ресницы.

Я лежала на боку, повернувшись к двери, — так что мне отчётливо видна была и эта дверь, теперь приоткрытая, и тот, кто застыл на пороге, держа в руках свечу, осторожно прикрыв её ладонью. Мистер Форбиден смотрел на меня, пока огонёк, пляшущий меж его пальцев, бросал тени на его лицо, играя золотыми отблесками в глазах… и взгляд этих глаз окрашивала некая нехорошая задумчивость.

Будто их обладатель сейчас пребывал в тяжёлых раздумьях на тему, сможет ли он не совершить нечто, чего совершать не следует.

Я наблюдала, как он наблюдает за мной. Почти физически чувствуя разноцветный взгляд, скользивший по моему лицу, по рукам, лежавшим поверх одеяла, и пальцам, которые я во сне по-детски прижала к приоткрытым губам. Наблюдала, тщательно стараясь дышать ровно и глубоко, несмотря на участившийся пульс, подделываясь под мерное дыхание спящего. Вдыхая, уловила, что сквозняк веет отзвуками резкого, странно знакомого аромата — и сообразила, что так пах абсент, бутылку которого отец держал в своём кабинете.