Лунный ветер - Евгения Сафонова

Наверное, в этот миг я просто обязана была проникнуться к нему глубочайшим отвращением. Но вместо этого мне больше всего на свете захотелось вылезти из треклятого шкафа и, отобрав у него треклятую бутылку, сказать, что всё совсем не так.

Нет, жалким он не был. Совершенно другим, чем я привыкла его видеть, странно уязвимым в своих презрительных насмешках над собой, но только не жалким.

В этих насмешках звучала такая боль, что она будто резала меня ножом по живому.

— Надо было сделать это ещё у гроба, — сказал мистер Форбиден потом. — Но тогда я был слишком… а, к фоморам. — Он выпрямил спину, с внезапным напряжением вглядываясь в портрет. — Не знаю, слышишь ли ты меня там, где ты теперь, но если слышишь… я никогда не хотел, чтобы всё закончилось так. Не желал тебе этой ужасной смерти. Никогда, — голос его упал до такой степени, что я уже едва могла расслышать слова. — Прости.

Смолк, сидя прямо и неподвижно, вглядываясь в неживое лицо так, словно и правда ждал отклика. И я вдруг поняла, что тоже этого жду: что нечто послужит ему ответом, что за окном сверкнёт молния или вдали послышится громовой раскат, или порыв ветра распахнёт окно, чтобы разметать письма на полу…

Но не произошло ровным счётом ничего.

И ответом ему была одна лишь тишина.

— Чего и следовало ожидать, — бесстрастно пробормотал мистер Форбиден. Опустошив бутыль до дна, небрежно отбросил пустую стекляшку в сторону; и, когда он, пошатываясь, поднялся на ноги, я услышала его усмешку: — Моё счастье, что мёртвые не возвращаются так просто. Иначе я бы очень скоро к вам присоединился.

Больше он ничего не сказал. Лишь принялся собирать письма. Я наблюдала за тем, как он складывает их аккуратной стопкой, чтобы вновь перевязать ленточкой и убрать в шкатулку, а ту спрятать в сундук. Сундук мистер Форбиден запер на ключ — и, вернувшись к портрету, без особого трепета оттащил его в угол, отвернув лицом к стене, накинув поверх отрез гобеленовой ткани. Подобрав с пола канделябр, коротким свистом подозвал Лорда, прежде чем на удивление твёрдым шагом направиться к выходу. Я затаилась, опасаясь, что волк подойдёт к шкафу, выдав моё присутствие, но зря: тот протрусил мимо так равнодушно, точно напрочь обо мне забыл.

Может, так оно и было. Он всё же оставался зверем, пусть и умным…

Я слишком поздно сообразила, что, если мистер Форбиден сейчас запрёт комнату, я окажусь в весьма затруднительном положении, — но он просто захлопнул дверь, оставив мне возможность спокойно выйти. И вместо того, чтобы воспользоваться ею, я ещё долго сидела в тёмном шкафу, устремив во тьму невидящий взгляд, снова и снова прокручивая в памяти всё, что услышала.

Чувствуя, как в глубине души, так желавшей верить в другое — верить, что тот, кого я люблю, вопреки всем моим домыслам не делал ничего дурного, — медленно, но верно зарождается отчаяние.

Что ты сделал со своей женой, Гэбриэл Форбиден? Что сделал с женщиной, которая должна была родить твоего сына?

И сколько же их: тех, чья кровь теперь на твоих руках, чьи призраки могли бы прийти за тобой?

Той ночью я так и не спала. Я ворочалась, периодически проваливаясь в темноту краткого забытья, однако тут же вновь просыпаясь. В итоге, когда рассвет сменила серость занявшегося утра, я встала с постели и, одевшись, выскользнула из комнаты: мне не хватало воздуха, и оставаться в стенах Хепберн-парка далее казалось невыносимым. Все ещё спали, так что я встретила одну лишь горничную, посмотревшую на меня удивлённо, но ничего не сказавшую.

Оказавшись на улице, я нервно прошлась по дорожкам меж стриженых кустов, но вид лабиринта вынудил меня вспомнить вчерашнее и, до боли прикусив губу, резко развернуться, чтобы направиться к выходу из сада. Ступив за чёрные кованые ворота, я двинулась в лес: не в ту сторону, где лежала дорога, по которой мы так часто ехали до Белой вуали, а в другую, где я ни разу ещё не бывала. Чем меньше я сейчас увижу вещей, навевающих воспоминания, тем лучше.

В смятении я зашагала вперёд по тропинке, уводившей меня всё глубже под сень вековых елей и сосен. Надеясь, но не в силах перестать думать о том, что узнала.

Зря я не сдержала обещание, данное Бланш. В итоге я всё же нашла привидение, и вовсе не покойного лорда Хепберна. Красивое лицо миссис Форбиден стояло у меня перед глазами даже сейчас, как и строчки из её письма. Сколько в них было любви и нежности…

Видимо, об этой истории и говорил лорд Чейнз? Мистер Форбиден не справился со своим внутренним волком… или в одно из полнолуний наконец не выдержали цепи, которыми он себя сковывал… так или иначе, он обратился и убил свою жену, а потом каким-то образом сумел обмануть Инквизицию, избегнув её кары, или попросту сбежал из её лап. Но ведь платье на портрете уже лет двадцать как вышло из моды, а речь шла об истории семилетней давности. Или это просто портрет старый, а на самом деле его жена погибла не так давно?

Неужели его ребёнок так и не родился? А если родился, что с ним сталось? Если вспомнить, насколько умён Лорд… быть может, его сын и не умер? Если ребёнок, зачатый от оборотня, родился волком — или, как-то раз обратившись, не смог вернуться в человеческий облик…

При этих мыслях некая часть меня расхохоталась. Саркастичным смехом, в котором я угадала смех мистера Форбидена. Ну вы и фантазёрка, мисс Лочестер, прошептало что-то внутри, — и этот голос, мой внутренний голос, тоже принадлежал ему. Хватит подгонять все факты под вашу сказочную теорию об оборотне, да ещё сочинять новые, отдающие привкусом бреда больше, чем вся моя пьяная исповедь. Вы не услышали ни единого подтверждения того, что я действительно оборотень, равно как и того, что я сам убил свою жену. Подумайте лучше вот о чём: я уже несколько раз говорил что-то об изменах, и даже такое наивное создание, как вы, это не может не навести на некоторые мысли.

Да. Его слова можно было понимать двояко. Вполне возможно, я истолковала их превратно… но ведь я не услышала и опровержений того, чего опасалась. И, возможно, мне просто очень хочется верить как в его невиновность, так и в то, что теория об оборотне — всего лишь теория. А даже если его жена изменяла ему, как это может оправдать её убийство? Тем более если…

Ход моих мыслей оборвала тень, метнувшаяся ко мне из-за ствола ближайшей сосны. Я и ахнуть не успела, как меня сгребли в охапку: чья-то ладонь зажала мой рот, руки прижали к телу, и тень, от которой разило потом, грязью и вонью немытого тела, потащила меня с тропы в лес. Я брыкалась и пыталась кусаться, но тщетно.

В какой-то миг мой похититель остановился, повернулся — и в лесной полутьме я увидела ещё троих мужчин, разглядывавших меня впалыми глазами, блестевшими голодным лихорадочным блеском. Мужчин, заросших всклокоченными бородами, с давно не чёсаными волосами, чумазых, в рваных серых обносках.

Каторжники.

А ведь говорил мне мистер Хэтчер быть осторожнее…