Шутка костлявой девы - Наталья Чердак

На моем лице выступают капельки пота: «Мы не договорились?»

– Один раз ты все-таки должен мне дать, и я отстану, – говорит он и поднимает руки вверх, тем самым показывая, что все честно.

Похоже, он прижал меня в угол. Выхода я пока что не вижу, да и, наверное, его нет. Я – окруженный охотниками зверь. Злой и беспомощный.

– Снимай штаны, Евгений, и развернись, я буду предельно ласков с тобой, – шепчет он мне на ухо. Его рост больше моего. Возможно, я сильнее, но разве сейчас это имеет значение? Ситуация в его руках, он полностью ее контролирует.

Следующие несколько минут, пожалуй, одни из самых неприятных в моей жизни. Он заправляет мне совсем не слабо. Грубый и омерзительный. Начальник поставил меня перед зеркалом, чтобы видеть процесс. Его глаза открыты, он двигается и, схватив меня за шею, произносит:

– Может, к черту их, эти десять штук, а, Евгений? Мне нравится твой зад, мы будем всего пару раз в неделю, а, парень?

Мои губы плотно сжаты, руки упираются в стену, глаза горят огнем ненависти.

Когда все заканчивается, я спрашиваю:

– Ну так как – все в силе?

Он сидит за столом и курит.

– Хочешь сигарету?

– Не курю, – говорю я.

– Зря… – протягивает он, – пригодится.

– Что с договором?

Он берет сигарету в другую руку и манит меня к себе. Повинуюсь. Наклоняюсь и слышу:

– Посмотрим, малыш, давай я подумаю до завтра.

– Паскуда! – ругаюсь на него и заношу кулак для удара, но он весьма предусмотрительная крыса.

– Кулаки в ход пустишь – кину на растерзание кучке других, они из тебя быстро всю дурь выбьют, а пока пойдем. Провожу до камеры. Завтра загляну.

Ненавижу этого подонка. Это помойную мразь, но он – мой реальный шанс не попасть в ситуацию еще более ужасную.

– Гулять пора, скоты, – говорят нам и выпускают.

Выхожу последним, перед дверью стоит тот же начальник, что и вчера. Не хочу смотреть на него, но приходится. Нужно узнать, принял ли он решение.

– Все на выход, а ты, Евгений, задержись.

Сокамерники останавливаются. Некоторые из них посмеиваются. Видимо, они понимают, о чем идет речь, и от этого им весело.

– Чего лыбимся, а? Пошли отсюда, тунеядцы! А то устрою вам веселенькую жизнь! – грозно орет начальник.

– Да ничего… – мямлят они и идут на прогулку.

Моего мучителя зовут Винсент. Он поворачивается ко мне лицом и противно скалит зубы. Теперь его глаза жадно бегают по моему телу.

– Евгений, я раздумывал над тем, что ты сказал, и решил, что не хочу упускать такой лакомый кусочек.

– Но мы же договорились! – в бешенстве ору я.

– Тихо, тихо. Чего разгулялся? Давай пять штук и встреча раз в неделю? Еще я уберегу тебя от других. Прекрасные условия, парень! Грех не согласиться!

Мне это совсем не нравится.

– Дай день на размышление, – цежу сквозь зубы и ухожу.

– Хорошо, до вечера думай. А пока гуляй, – говорит он и хлопает меня по заду.

Взгляд, полный ненависти. Смотрю на него в упор. Набираю в рот слюны и плюю. Капли пузырятся у него на рукаве и лопаются. Он должен был прийти в бешенство, но лишь скалится.

– Полегче, ведь я могу и передумать, – говорит он и улыбается так широко, что мне становится неприятно стоять с ним рядом.

Меня выпускают через двенадцать лет за примерное поведение.

Как только я оказываюсь на свободе, забегаю в один из дворов и кричу что есть силы:

– М-и-р!

Этот возглас радости распугивает голубей и школьников, которые стоят и курят в сторонке. Скорее всего, вид бритоголового мужика их отпугивает, они группируются и выходят из двора, оставляя меня наедине с самим собой.

Двенадцать лет жизни в неволе… Мое проклятие, кажется, замедлилось: я ни разу не превратился ни в старика, ни в ребенка. Не стоило пытаться найти объяснения тому, что выше человеческого понимания. Откуда взялась эта «болезнь», я знал, но механизмы, регулирующие постоянный процесс изменения возраста, были неизвестны. И за двенадцать лет я не продвинулся ни на шаг к пониманию проблемы.

Все это не важно, самое главное – я выбрался! И нужно решать, что делать дальше. Моя тетка Вирджиния, после того как я ей позвонил, все же согласилась прийти и выслушать про «выгодное предложение», которым я заманил ее к себе в тюрьму. Всего за две тысячи в месяц она согласилась брать с моих квартирантов деньги и класть их на банковский счет, а оставшиеся деньги приносить мне. Также мы условились, что она будет приносить, помимо наличных, еще и сигареты с печеньем.

С тем гадом у нас тоже была определенная договоренность. После того, как я плюнул в него, он еще раз провел со мной беседу. Было совсем не легко соглашаться на предложенные условия, но лучшего выхода я не видел.

«Раз в месяц» – это было его окончательное решение, и «семь тысяч». Свыкнувшись с этой мыслью, я все же заключил с ним договор. Начальник свое слово держал, и никто, кроме него, меня и правда не трогал. Признаюсь, иногда он «жестил», но все можно стерпеть.

Двенадцать потраченных впустую лет… Что делать дальше? Перебираю возможные варианты. Наиболее интересным мне кажется уехать в путешествие, затеряться. Денег, скопленных от сдачи квартиры, хватит, чтобы беспрепятственно и особо ни в чем не нуждаясь, жить где угодно. Вероятно, окажись на моем месте любой другой человек, он бы выбрал спокойную жизнь в своем собственном доме недалеко от моря и постепенное восстановление прежней реальности. Но со смертью Киры моя жизнь была разрушена. Хотя… Мари! Мари! Не вариант… Возможно, она повторно вышла замуж: и родила ребенка, а теперь примерная мать семейства, и мне не стоит беспокоить ее своим присутствием. Не обязательно вторгаться в ее новую жизнь, можно просто выяснить через общих знакомых, как ее дела и что происходит.

В баре на Владимирской все по-другому. Он существует до сих пор, но стены выкрашены в ярко-фиолетовый цвет с желтыми пятнами краски. Мебель тоже другая: убогая и полуразрушенная. У некоторых стульев отсутствуют спинки. Только картины все те же, что и тогда. За стойкой другой бармен. Вероятность того, что я найду кого-либо из тех, кто посещал это место двенадцать лет назад, так малы, что лучше махнуть рукой и уйти прямо сейчас.

Но мне нечего терять, все, что можно было, я уже упустил.

– Добрый день, – обращаюсь я к человеку за стойкой. – Меня давно тут не было, очень давно…

Он даже бровью не ведет, протирает пыль и делает вид, что не замечает. Внутри пусто. Похоже, я их первый посетитель за сегодня. Не удивительно, в шесть вечера люди только выходят с работы. У меня же ее нет.