Мы те, которых нет - Максим Шахов

На моем плече дешевая матерчатая сумка, на голове парик, на носу черные очки, я бодро шагаю к общаге. За мной поодаль плетется наша боевая ячейка.

Плевать на острые взоры толпящихся у машин, сидящих на скамейке перед столовкой, выглядывающих из окон общежития горцев. Сегодня много кто здесь ходит – справляют получение дипломов группой горских товарищей, среди которых сын какого-то уважаемого эмира. От яств в столовой ломятся столы, к вечеру подтянутся стриптизерши и шлюхи, шампанское хлынет рекой – даром, что Коран запрещает вино, про шампанское, водку и виски там ничего не сказано.

По легенде мы идем в гости к главному спонсору Ахмеду – это если спросят на дистанции двухсот метров. Дальше вопросы кончатся.

– Э, ты к кому? – набычился горец около столовой. Поодаль изнывала от жары еще пара человек. Рубашки навыпуск, за поясом могут быть стволы.

– К Ахмеду на праздник, – небрежно бросил я.

– А ты кто? Он тебя приглашал?

– Приглашал.

– Подожди. – Горец ухватил меня за локоть.

Развернувшись, я нанес ему резкий удар в солнечное сплетение, а потом ребром ладони по шее. Ну что, если выживешь – тебе повезло. Другим сегодня повезет меньше.

К нам бросились несколько горцев. Ну все! Время сжалось, каждая секунда приобрела тяжелый, судьбоносный вес.

Теперь не зевать! Сознание мое фиксирует происходящее, как компьютер, выдавая список необходимых действий. Я автомат, нацеленный на убийство.

С гиканьем Зена вытаскивает из сумки «Клин ПП-9» и дает пару экономных очередей, срубив двоих. Молодец, быстро учится.

Слышится женский визг, мужские крики. Еще одна очередь.

Я перепрыгиваю через ступеньки. Бросаю за дверь гранату. Грохот бьет по ушам. Получите РГД-5.

Хорошо еще уговорил братву не брать гранаты Ф-1 – после них в помещении живых не остается. А РГД-5 скорее травмирует, чем убивает.

Забегаю в предбанник, там корчатся на полу джигиты и пара девчонок. Вперед! Не задерживаться.

Стены содрогаются от грохота – Афон бросил в окна общежития еще пару гранат.

Еще одну «РГДшку» бросаю в помещение столовой. Там уже накрыты столы. Жалко, столько кулинарного труда пропало.

Проходим в зал. Грохочет длинная очередь – это идущий следом Глицерин со всей дури влепил по собравшимся в столовой абрекам. Кто-то визжит в голос, кто-то матерится.

– Лежать! – ору я.

Кто еще на своих ногах, падают на пол.

Преодолеваем зал. Дальше – небольшой коридорчик и лестница, ведущая в общежитие.

С лестницы на меня пялится абрек. В его руке пистолет – что-то солидное, типа «Глока». Отшатываюсь – там, где я стоял, в стену впивается пуля.

Ну, сам виноват. От ответной очереди абрек рушится на ступени. Я перешагиваю через него. Поднимаюсь выше. Направо – длинный коридор общаги. Получите гранату.

Вхожу в коридор. На полу – скорчившееся тело. Звуки захлопываемых дверей.

Так, где моя команда? Зена и Глицерин дышат в затылок. Афон с Жабом и Конаном проникли в здание с другой стороны, там глухо ухнуло. Это они обрабатывают другое крыло общаги.

Мы идем по коридору. Глицерин с криком «кия» бьет по двери. Отбивает ногу – дверь заперта. И, матерясь, всаживает очередь…

Проходим коридор, стреляя по дверям. Надеюсь, что убили не так много народу.

Следующий этаж.

Там опять абрек с короткоствольным автоматом. Вооружен – значит, бандит. Посылаю ему две пули в грудину, еще одна – контроль. Ничего личного. Ты бандит – я терминатор…

Отработали следующий этаж. Отщелкиваю магазины и роняю их в сумку.

Третий этаж. Просторное помещение с телевизором и с креслами – для досуга. Там в меня пытаются бросить табуреткой. Я прошиваю ноги шустрого парня.

В голове щелкают секунды. По ним рассчитано все. Задерживаться нельзя. Каждая лишняя секунда может стать роковой.

Зена всаживает пулю в спину бегущей по коридору девчонке. Рубит очередью по парню, застывшему изваянием, не в силах сдвинуться.

– Отходим! – кричу я.

Глицерин в раже жмет спусковой крючок, хотя магазин уже пуст. Я ему даю пинка:

– Быстрее, недоносок!

На его лице появляется осмысленное выражение, и он устремляется за мной.

Перепрыгивая через ступени, мы несемся вниз. Вижу мелькнувшую тень справа – похоже, с чем-то стреляющим. Сшибаю выстрелом. Пробегаем через столовую.

Где же ты, Афон? Если увлечетесь и собьете график – нам конец!

Десять секунд. Двадцать. Стоим перед общагой, как на параде, целимся в разные стороны. Из здания слышится еще одна очередь. И выскакивает Афон. За ним – Конан. На его плече висит Жаб – еле передвигает ноги, бедро окровавлено.

– Шевелитесь, раззявы! – кричу я.

Каждая секунда на счету. А тут еще тащить раненого. Пристрелить его, что ли, из гуманизма?.. Не поймут.

Будто сканировав мои мысли, Жаб отталкивает Конана и припускает вперед.

Пробегаем через стоянку – я не забываю контролировать периметр.

Выстрел – из помповика в нас лупят с пятого этажа. Посылаю ответную очередь. Стрелка больше не видать – кажется, я его зацепил.

Теперь направо. Там двор, переулок, школа. Вдоль забора, мимо гаражей и детских площадок.

Вот и нужная улица – тишина, пятиэтажки, деревья. Никто никого не убивает. Красота!

Около дороги стоит синий микроавтобус «Ивеко» – сам угнал недавно. Хорошая машина. Неброская и вместительная.

Все здесь? Тогда вперед!

Помотавшись по улицам, заехали в пустой замусоренный двор. Место пустынное, без видеокамер.

В салоне мы переоделись. Оружие я свалил в одну сумку. Теперь мы другие люди – без очков, париков. Черта лысого нас кто опознает.

Я полил салон бензином. Бросил зажигалку. Машина вспыхнула.

Я осмотрел воинство. Глицерина била мелкая дрожь. Зена улыбалась счастливо. Конан набычился.

– Успокоились? – спросил я. – Рассыпаемся.

Каждый уходит по своему маршруту. Зена тащит за собой Глицерина, как слабое звено. Он может сорваться, нельзя сейчас оставлять его без присмотра. А Зена – такая сука, ей нипочем любая передряга.

Выхожу на шоссе. Ловлю такси. Проезжаю несколько кварталов. Вдали переливаются сирены. Меня это теперь не касается. Я не имею никакого отношения к бойне. Я законопослушный человек. Я настолько сильно внушил себе это, что ни один милиционер в метро и на улице в мою сторону даже не посмотрел.

Добравшись до своей квартиры, я тупо пролежал минут пятнадцать. Руки не тряслись, кровь не кипела. Нашло какое-то отупение. Господи, что же я только что наворотил!