Теперь я твоя мама - Лаура Эллиот

– Звучит как проект, который может обеспечить каждому из них пулю в лоб, – заметила она.

– Пуля в лоб – это их забота, – ответил Лео, снова придвинув лист к Карле. – Если будет подан иск о клевете, это станет заботой издателя. Сейчас в дело вступаешь ты. У тебя острый ум. Прочитай и скажи, что думаешь.

– Да брось, Лео! – Она рассмеялась и отложила бумагу в сторону, чтобы Лео не мог до нее дотянуться. – Я вела колонку по вопросам красоты. Вряд ли моего опыта достаточно, чтобы профессионально судить о таких вещах.

Северная Ирландия ее не интересовала. Она презирала юнионистов с их хмурыми лицами. То же самое отвращение она испытывала и к партии Шинн Фейн и ее отказу отвечать на любой вопрос, который мог помешать проливать кровь во имя их цели.

– Времена меняются, Карла. Возможно, медленно и с трудом, но в Северную Ирландию придет мир. Эта книга очень своевременна, но ее нужно хорошенько изучить. Возьми мемуары с собой. Прочти несколько глав, прежде чем примешь решение. Если тебе все же не понравится, у меня есть еще документы, которые могут подойти.

– Ты предлагаешь мне работу, Лео?

– Возможно, – ответил он и вздохнул. – Мой мозг уже не так хорошо работает, с тех пор как появились близнецы. Смена по двадцать пять часов в сутки – вот такие дела у семьи Келли. Посмотрим, как ты с этим справишься. А потом мы поговорим еще раз.

Две недели спустя он попросил Карлу прийти на встречу в его офисе с издателем Фрэнком Стонтоном. Тот изумленно вытаращил глаза, когда она положила перед ним свои заметки.

– Впечатляет, – признался он, закончив читать. – Надеюсь, что смогу еще поработать с вами.

К удивлению Карлы, ее увлекли эти две истории, как только она начала их читать. Два разных человека, две разные среды, которые были поразительно похожи, если убрать лозунги и доктрины. Ее поразила честность авторов. Карла испытывала смешанное чувство отвращения и восхищения, читая об их путешествиях: смерть, боль, гнев, отчаяние и в конце – мучительное искупление. Она находила в себе ту же ненависть, что руководила ими, прежде чем они поняли, что кровь, вытекающая из тела, не знает различий в вере и классовой принадлежности.

У тебя нет понятия о времени.

– В следующем месяце? – кричишь ты, когда Дэвид снова уходит. – Когда следующий месяц? Сейчас? Я хочу папу сейчас!

Ты с вызовом сидишь на ступеньках около его офиса, понимаешь, что там никого нет, но сопротивляешься, когда я пытаюсь заставить тебя зайти внутрь. Капризы, крики и плач не оставляют мне выбора. Я отношу тебя в спальню и жду, пока ты немного успокоишься. Потом ты обнимаешь меня и спрашиваешь, почему папа все время уходит.

Я объясняю, что ему надо искать нефть, чтобы у Митча Морана, человека в гараже, который дает тебе леденцы, всегда был бензин для нашей машины и всех других машин в Маолтране. На какое-то время мне кажется, что ты понимаешь. Ты помогаешь мне испечь яблочный пирог и вырезать из оставшегося теста имбирных человечков. Я читаю тебе истории, и мы смеемся над «Котом в шляпе» и «Груффоло». Мы кормим лебедей и уток на реке и строим песочные замки на пляже. Дни тянутся долго и спокойно. Мы счастливы.

Дэвид приносит в дом шум, запах нефти и всякие камешки и пыль. Он так громко топает и так нежно держит тебя на руках… Я прошу его опустить тебя на землю, поскольку боюсь, что он может уронить тебя, подбрасывая в воздух. Ты не привыкла к такому, но он ловко подхватывает тебя на лету своими загорелыми руками, а ты визжишь, чтобы он сделал это снова. Он удивляется тому, как ты выросла, пока его не было, и вы кружитесь по кухне. Ты ставишь ножки на его огромные сапоги, и вы вальсируете. Он носит тебя на широких плечах по Буррену, вы ездите к океану и возвращаетесь с букетами увядших диких цветов, привязанных к рулю велосипеда. Ты извиняющимся тоном просишь меня принять их, словно думаешь, что я обиделась на то, что ты предпочла его общество моему. – Ей нужна компания, – сказал однажды Дэвид, – сестренка или братишка. Что бы там ни было не так, теперь все в порядке. Почему бы нам не записаться на прием к профессору Ленгли?

Я спросила, неужели ему недостаточно тебя. Как может он быть таким эгоистичным и требовательным? Неужели он забыл страдания, которые мы испытывали перед тем, как ты появилась у нас? Мой тон был резче, чем я хотела. Дэвид от неожиданности даже отпрянул.

Он сел на диван в кухне и усадил меня рядом.

– Я пытаюсь поговорить о нашем будущем, – сказал он. – Даже если у нас не будет еще одного ребенка, мы не можем больше так жить. Я не знаю, чего ты хочешь от меня, Сюзанна. Если ты мне скажешь, я постараюсь изменить то, что делает тебя несчастной.

Его глаза блестели от слез. А может, это только мое воображение.

– Я счастлива, – поспешила я уверить его. – У меня есть все, что нужно.

– А я? – спросил он. – Что я для тебя? Я был просто самцом, удобным инструментом для достижения твоих целей. В твоей постели всегда было холодно, Сюзанна, но там, по крайней мере, находилось место для меня.

Он не большой мастак говорить. Он все говорит не так, как надо, и эти слова сложно простить.

– Ты все еще делишь со мной постель, – говорю я. – Я тебе никогда не отказываю.

– Как учительница, – ответил он. – Предлагаешь мне вознаграждение за хорошее поведение.

Это был очень неприятный разговор. Мы старались не шуметь. Я хочу, чтобы наш брак не распался, но все это похоже на последние месяцы с Ричардом. Его присутствие становится все менее и менее реальным для меня. Он хочет перестать работать за рубежом. Он мог бы найти работу в Кинсейле или Балликоттоне. Мы могли бы переехать из Рокроуза, начать все сначала.

Мысль о том, чтобы уехать из Рокроуза, пугает меня. Этот дом стал для меня убежищем и тюрьмой одновременно. Я чувствую, как его стены давят на меня, однако когда я убегаю, то с нетерпением возвращаюсь обратно.

Ты заскакиваешь к нам в комнату по утрам. Обычно мне приходится будить тебя, упрашивая вставать. Ты ворчишь до тех пор, пока не позавтракаешь. Но сейчас нет. Ты прыгаешь к нам на кровать, ложишься на голую грудь Дэвиду, залазишь под пуховое одеяло и крепко прижимаешься к нему. Ночи теплые, и он спит в одних трусах. Я считаю, что для такой тонкой, с богатым воображением девочки нежелательно вот так вот лежать с ним. Я чувствую себя неловко.

Кровь отхлынула от лица Дэвида, когда я попробовала объяснить свои чувства. Он обвинил меня в том, что я пытаюсь разрушить доверительные отношения, которые сложились между вами. Его голос дрожал, когда он назвал меня ревнивой параноидальной сукой.

Эти слова не идут у меня из головы. Как он может так обращаться со мной? Я не говорила, что он ведет себя неподобающе. Мы оба понимаем скрытый смысл, заложенный в этом слове. Я уверена, что произнесла слово «некрасиво». В пылу перебранки он, должно быть, меня неправильно понял. Он тут же забрал вещи из нашей комнаты, выгреб из шкафа всю свою одежду. Он стоял ко мне спиной, когда я пыталась извиниться, объяснить свою точку зрения. Каждое слово только усиливало его раздражение. Я подождала, пока он ляжет в постель, потом вошла. Села на край кровати и положила ладонь ему на щеку. Он отвернулся, словно мое прикосновение было для него неприятно.