Вихри перемен - Александр Лапин

В Москву приехала выставка картин из-за рубежа. В те дни – словно чудо какое-то! Дубравин решил сходить. Чтобы отвлечься от повседневных страстей.

Кое-как через «завхоз», «директор магазина», «товаровед» достал билеты. И ранним утром, еще до работы подался туда. Но народ тоже не лыком шит.

Очередь, занятая еще с вечера, медленно движется ко входу. К счастью, достаточно быстро. Александр Алексеевич удачно пристраивается к «организованной группе» во главе с экскурсоводом – невысокой беленькой женщиной с мягким, интеллигентным лицом. И оказывается в зале.

Полотна великих мастеров… Приглушенная атмосфера зала… Куда-то в сторону уходит суета жизни.

Он отстает от группы. Долго стоит перед портретами, внимательно рассматривает лица. И наконец натыкается на то, что ему нужно. Питер Брейгель. Цепочка слепых людей бредет по заболоченной дороге. Каждый ухватился за плечо другого. И все вместе они идут куда-то в неведомое.

«Так и мы! – думает Дубравин. – Собралась кучка слепых. Куда идти? Как идти? Все тычутся в стены. Никто ничего не понимает. И вдруг встает один и говорит: “А я вижу! Вижу, куда надо идти!” И все сразу с надеждой: “Он видит! Он знает!” Хватаются за него. Держатся. Кричат: “Веди нас!” И уже не важно – видит он на самом деле или просто блефует. И так же, как и они, плутает во тьме. Главное, что он взял на себя ответственность.

У нас встал Протасов и предложил план акционирования молодежной газеты. И сразу, как говорил наш бывший президент: “Процесс пошел!” Все, кто хотел перемен и не хотел сидеть на месте, схватились за него. Остальные принялись его критиковать и проклинать. А ведь на самом деле, что мы понимаем в таком деле, как акционирование? Да ровным счетом ни-че-го! Кто их разберет, эти открытые-закрытые акционерные общества. Товарищества с ограниченной, неограниченной и бог весть еще какой ответственностью. В чем фишка? Темный лес! А мы как слепые котята.

А время не ждет, когда мы прозреем. Ведь слыханное ли в мире дело – огромная газета существует как бы сама по себе, как бы в безвоздушном пространстве. Не имея даже юридического статуса».

Дубравин отходит от картины Брейгеля. Стоит еще минуту среди зала. А потом быстро-быстро покидает его, вспомнив, что к нему на прием сегодня просился один из его друзей – собственных корреспондентов, Игорь Шалопутов из Краснодара.

Тверская сегодня относительно пуста. Впрочем, как и всегда. Пять минут и его «Жигули» сворачивают на их улицу. Мимо огромных, суровых ангаров денежного хранилища страны, мимо яркого казино (бывшего кинотеатра) он проносится к комплексу серо-стальных зданий эпохи конструктивизма. Причаливает к третьему подъезду с его гигантскими, вечными дубовыми дверями.

Ну, вот и кабинетик. Он достался ему по наследству от предшественника, который уже ушел. В небытие. Комната, разделенная стеклянной перегородкой надвое. В одной половине у входа сидит восточная красавица – секретарша Гюзель, что в переводе с таджикского значит «красавица», в другой – его стол, кресло.

Напротив – несколько стульев для посетителей.

Скудная обстановка, не считая красавицы метиски. С ней связана отдельная история. Приглядываясь к офисной и редакционной жизни, Александр Дубравин вывел одно простое правило. Чем успешнее идут дела в компании, тем больше молодых и красивых девушек там появляется. Каким-то неизведанным шестым чувством они узнают те места, где есть перспектива и деньги. И буквально оккупируют их. Сегодня молодежная газета не исключение.

И когда ему понадобился секретарь, одна красавица привела за руку другую. Перед таким юным цветком Дубравин устоять не мог. Взял на работу. Хотя девушка его предупредила через подругу, что хотела бы обойтись без отношений.

Но как же без отношений-то, если ходит она на работу в мини-юбке, на каблуках в девять сантиметров и прозрачной белой кофточке? А сама она – белокожая пери с иссиня-черными волосами и огромными восточными глазами. Ох, нравилась она ему!

И этим флиртом, эротизмом были пропитаны все приемные больших и малых начальников.

Дубравину удавалось удерживать ту тонкую грань в отношениях, которая позволяла совместно работать, не впадая в бесконечные любовные интриги и разборки. Хотя уже через пару месяцев было ясно – она не против.

Зато уж все, кто попадал к нему на прием, уходили совершенно очарованные или одуревшие от такой красоты.

Вот и Игорь Шалопутов, толстокожий собкор из Краснодара, только попав в кабинет, сразу спросил с южным гэканьем и придыхом:

– Откуды ты, Саня, такую редкость в Москве откопал?

– С «кудыкиной горы». Я же человек восточный, – полушутя, невпопад ответил Дубравин, вставая с кресла и протягивая ему руку лопаткой. А сам подумал об утреннем: «Вот еще один слепой».

Собственно, Игорь пришел, чтобы прояснить обстановку на этаже в преддверии выборов главного редактора и акционирования их любимой молодежки.

Гюзель принесла чай. И Дубравин принялся обрисовывать товарищу мозаичную картину расклада сил:

– Газета наша сегодня бесхозная. Ну если она раньше была органом комсомола и партии, то теперь их не существует. И мы де-факто в свободном плавании. Формально мы часть издательства. А фактически – сами по себе. Соответственно, все понимают, что газета должна принадлежать трудовому коллективу. То есть стать неким народным предприятием. Или акционироваться. Но вот сколько и кому дать этого самого народного предприятия – никто не знает. Как поделить шкуру «неубитого медведя?» А? Игореха? Может, ты знаешь? Вот то-то и оно! Поэтому собралась такая большая комиссия, которая сейчас и определяет. Как делить? По совести? По справедливости? По должностям? Или еще по каким-то другим критериям? Давать ли акции всем? Или только журналистам? Нет ответа. Дело-то неслыханное. Вот и спорят с утра до вечера.

– Ну а че спорить-то? У газеты все равно ничего нету, кроме названия…

– Э, не скажи. Коммерческий отдел за это время заработал кое-что. Около полутора миллионов долларов. Да землицы прикупили. Автомобили появились… на губастом и бровастом лице удивление:

– А мы думали, коммерсанты все стырили, – удивленно откинулся на стуле Игорь.

– Вот так же всегда говорят Протасову: «Что ж ты, Вова, дурак, что ли? Ты же мог их стырить!» А Вова им отвечает: «Мог! Но я хочу здесь очень долго работать! Закон тайги – медведь хозяин. Украл – ищи другую работу!» Так что, уже сейчас есть, что делить. Но даже не это сегодня главное. Деньги – дело наживное.

– А что?

– Главное, кто власть возьмет в свои руки.

– Но есть же главный редактор. Владик Хромцов!

– Его назначал комсомол и партия. А теперь демократия. Выборы будут. И выбирать будут уже те, кто станут акционерами, – прихлебывая сладкий густой чай, словно неразумному ребенку, растолковывал он диспозицию своему старому товарищу. – То есть и мы с тобой. Вот поэтому сегодня и важно – как поделить. Поэтому «моджахеды» и не хотят, чтобы технические сотрудники – телефонистки, секретари, водители имели акции. Говорят – только журналисты могут владеть любимой газетой…