Вихри перемен - Александр Лапин

Провожали его с трибуны жидкими аплодисментами. Только коммерсанты и сочувствующие им реалисты.

Но так уж устроен наш человек. Пусть будет предложена самая утопическая, красивая иллюзия. В нее он готов поверить. А вот правду? Правду он на дух не переносит. И хотя внутренне понимает ее необходимость, не любит тех, кто ее преподносит. Собрание понимало, что Протасов прав на сто процентов, но согласиться с этим открыто ну никак не могло.

Выступила очередная метресса от журналистики. Дама среднего возраста и во всех отношениях приятная, а главное, литературно подкованная. Видно было, что это мастер слова, хотя бы по тому, что она начала свое выступление с яркого литературного примера:

– Давайте вспомним пьесу «Вишневый сад». В ней ярко и образно рассказывается о том, как пришел в Россию дикий капитализм в лице мужика в поддевке и с топором. И сгубил прекрасный сад, вырубил его для того, чтобы получать деньги. Я сегодня вижу, – пафосно продолжала она, – что наша газета, наш «вишневый сад» тоже подвергается такой же опасности.

Сидевший в уголке после выступления Протасов аж застонал, услышав такое сравнение.

А Дубравин в эту минуту думал о жестокости и несправедливости людских суждений: «Это кто же мужики в поддевках и с топорами? Это мы, вчерашние такие же журналисты. Просто мы взяли на себя смелость не болтать, не молоть языками, а начать работать, спасать родную газету. И вот уже готов ярлык, которым нас награждают наши же товарищи!»

* * *

Собрание продолжалось целый день. До поздней ночи. И так как здесь собрались мастера слова, то «великое пустословие» растянулось надолго. И выступили почти все, даже те, кому по сути нечего было сказать.

Но в том гигантском «переливании из пустого в порожнее», в этом напряженном пустословии была все-таки своя далеко идущая, хотя и скрытая поначалу, цель. Это воздействие на «болото». На неопределившуюся массу, которая и должна была решить судьбу власти и имущества путем тайного голосования.

Конечно, это все выражалось не прямо, а через поправки в учредительных документах зарождающегося акционерного общества.

В это же время по всей стране так же в точности акционировались тысячи тысяч предприятий народного хозяйства. Но, наверное, нигде и никогда обработка уставных документов не велась с такой иезуитской тщательностью.

Удалось и «рыбку съесть и в кресло сесть»! Уставной капитал был объявлен в пятьдесят миллионов рублей. Поделен на две тысячи двести именных обыкновенных акций. Стоимостью каждая в двадцать пять тысяч рублей.

Акции среди народа поделила специально созданная комиссия. Учитывали должность, время работы, заслуги и прочие не совсем ясные критерии. В среднем могло получиться штуки по три на брата. Но обошлись без уравниловки. И «коммерсантам» досталось около десяти процентов акционерного общества. Учитывая их малочисленность, по головам, это был успех.

После того как перевалили через учредительные документы и поделили имущество, жить стало легче, жить стало веселей.

Начали выбирать начальство. И тут, как говорится, мама не горюй. Сработали скрытые пружины и договоренности. Шумные «моджахеды» приуныли, когда счетчики голосов принесли обратно красный деревянный ящик и водрузили его на столе президиума собрания. И совсем завяли, когда начали обнародовать результаты голосования.

Не зря Дубравин два последних дня пил водку с собкорами в гостинице «Орленок». А Протасов и его сторонники челночили по этажу и налаживали компромиссы в главной редакции. Собкоры, «коммерсанты», технический персонал и журналисты «забайкальской корневой системы» провели Хромцова в главные редактора.

Глубокий выдох разочарования, с одной стороны, и громкие аплодисменты – с другой стали аккомпанементом к словам председателя счетной комиссии.

И пусть до поздней ночи еще мусолились другие параграфы. Велись дискуссии о том, как называть директора – исполнительным или генеральным – главное было сделано. Молодежка стала классическим народным предприятием с тремя сотнями акционеров и весьма туманной перспективой на будущее.

Но все-таки у нее появился некий «коллективный хозяин», который по идее уже не даст действовать бойким ребятам по принципу «кто смел – тот и съел». У него уже, наверное, и не забалуешь, не приберешь к рукам то, что плохо лежит. А это давало некоторую надежду. Она же, как известно, умирает последней.

Все частицы гигантской империи оседали в этом городе. А он, словно новый ковчег, принимал каждого, каждому давал кусок хлеба и кружку воды.

Здесь можно было встретить кого угодно. Каждой твари по паре. Смешались на улицах великого города афганские генералы и конголезские повстанцы, дети Испании и внуки Израиля, грузины и армяне, молдаване и таджики. А когда республики, словно льдины во время весеннего половодья, стали расходиться в разные стороны, в эту «землю обетованную» устремились и русские люди со всех концов света.

Некогда гордые землепроходцы, смелые завоеватели, носители цивилизации среди диких народов, первые среди равных, теперь они робко жались к Москве.

Но, увы, вместо хлеба великий город теперь клал в их протянутые руки холодные камни. И бывшие строители вавилонской башни под названием «коммунизм» с горечью садились у дороги – просить подаяние.

Никому не нужные, несчастные и брошенные, они забивались в каморки, кишащие крысами подвалы Москвы и молча наблюдали за тем, как людской поток, нарастая, приносит сюда все новые и новые обломки от рухнувшего здания великой империи.

– Может, пообедаем у Нурлика? – неожиданно прямо после заседания предлагает ему новый премьер-министр.

Амантай даже слегка опешивает от такого поворота событий. Работа в аппарате выработала у него определенное понимание субординации и чинопочитания. И эти правила никоим образом не предполагали совместных посиделок в ресторане вместе с твоим прямым начальством. Во всяком случае, до этого ничего подобного в его практике не было. Видно, не зря об Акежане Кажегельдине ходит столько разных разговоров и слухов. Иногда даже говорят, что он выскочил на политический горизонт «как чертик из табакерки». Вообще ниоткуда.

Но на самом деле, это, конечно, совсем не так. Амантай прекрасно помнит, как все случилось.

Шло какое-то нудное и длинное производственное совещание. И туда на несколько минут заехал сам Назарбаев. И надо же такому случиться! Он зашел в зал именно в те минуты, когда с трибуны выступал Акежан Магжанович. Сам посидел, послушал речь делегата. А потом, когда наступил перерыв, они ушли в заднюю комнату. Там им подали коньячок, чай, кофе с круассанами.