По рукоять в опасности - Дик Фрэнсис

Худощавый, подошедший, вероятно, к сорокалетнему рубежу, он достиг и того рубежа, за которым следовало присвоение ему офицерского звания и превращение в одного из тех начальников, коих он презирал. Со мной он держался подчеркнуто (пожалуй, даже жирной линией) корректно и сразу же предупредил меня, — чтобы я не рассчитывал на то, что получу свои вещи обратно.

— Я был бы удивлен, если бы вам повезло и вы нашли бы украденные у меня картины, — сказал я ему на это.

— Что за картины? — Он уставился в список похищенных у меня вещей. — Ах да! Вот они. Четыре картины с изображением сцен игры в гольф. — Он поднял на меня глаза. — У вас там все было вымазано краской.

— Да.

— Вы сами написали эти картины?

— Да.

— Существует какой-нибудь способ распознать их?

— В верхнем левом углу на них есть наклейки, — сказал я. — Копирайт. На этих наклейках мое имя — Александр, и дата нынешнего года.

— Наклейки можно сорвать, — сказал сержант Беррик.

— Эти нельзя. Они намертво приклеены к холсту.

Он вытаращил на меня удивленные глаза, в которых нетрудно было прочесть «Не морочьте мне голову», однако ввел полученную информацию в компьютер.

— Наклейки «копирайт» на тыльной стороне, — громко произнес он, отпечатывая слова, и пожал плечами. — Никогда не знаешь, чего от вас ждать.

— Спасибо, — сказал я.

— Можно укрепить другую наклейку поверх первой.

— Можно, — согласился я, — но при этом надо знать, что мое имя отпечатано чернилами, которые проявятся в рентгеновских лучах.

Опять взгляд сержанта Беррика сделался удивленным:

— Хитро придумано.

— Такова жизнь, — сказал я и, сам того не ожидая, зачем-то улыбнулся ему.

— Посмотрим, что тут можно будет сделать, — пообещал он.

— Если отыщете мои картины, я напишу ваш портрет.

Он разложил на своем письменном столе рисунки, которые я сделал на вокзале в Далвинне, — портреты четверых ублюдков. Несколько ироническое и задиристое отношение сержанта Беррика ко мне изменилось. Я заметил на его лице неподдельный интерес.

— Напишите портрет моей жены, — сказал он.

— Согласен.

* * *

Неподалеку от полицейского участка находился магазин, который само небо послало туристам. Там я купил спальный мешок и прочие предметы первой необходимости, без которых жизнь в моей разоренной хижине была бы невозможна, а потом сделал порядочный крюк в сторону почты — узнать, нет ли для меня писем, пришедших за минувшую неделю, и запастись, как всегда, продовольствием и новым газовым баллоном.

— Не желаете ли воспользоваться моим телефоном, мистер Кинлох? — вежливо спросил меня старина Дональд из магазина напротив. — Тот, что снаружи, кажется, опять неисправен.

Я мог бы биться об заклад, что так оно и будет, но, к удовольствию старого плута, один раз все-таки позвонил: в мастерскую, где находилась в починке моя волынка. Спросил, могут ли прислать ее либо на дом Джеду Парлэйну, либо в магазин Дональда Камерона.

Старый Дональд буквально вырвал у меня трубку из рук и сказал, что сам приедет в Инвернесс в среду и лично заберет для меня волынку. Так и договорились. Дональд положил трубку и посмотрел на меня, лучась надеждой.

— Сколько я вам должен? — спросил я, отклонил названную Дональдом сумму и выторговал у него уступку. Сошлись мы на цене, равной минимальной сумме, за которую можно было бы выкупить короля.

— Всегда к вашим услугам, мистер Кинлох. Всю обратную дорогу я ехал под дождем. Сидя в сравнительно комфортабельном «Лендровере», остановленном у самой двери хижины, я включил мобильный телефон. Прием был скверный, но все же терпимый.

В Рединге конторы еще работали. В начале разговора с Тобиасом Толлрайтом я буквально дрожал от волнения, но его уверенный тон успокоил меня.

— Миссис Морден хочет поговорить с тобой. Она организовала встречу кредиторов. По крайней мере они согласились на это.

— Это хорошо?

— Обнадеживающе. — Тоб...

— Что еще?

— Юнг и Аттли. Тобиас расхохотался:

— Он гений, ты еще в этом убедишься. Я не стал бы рекомендовать кого-то ему или его — кому-то, но вы оба в чем-то схожи. Оба мыслите, как бы это сказать... окольными путями, что ли. Вместе у вас хорошо получится. Дай ему шанс.

— Он сказал тебе, что я нанял его?

— Хм... — отозвался Тобиас.

Его растерянность всколыхнула ужасные сомнения в моей душе.

— И, конечно, он не сказал тебе, о чем я просил его? — продолжал я.

— Э-э-э...

— Такого умения держать язык за зубами я не ожидал.

— Дай ему шанс, Ал, — снова беспечным тоном сказал Тобиас.

Все равно уже поздно, подумал я, не стоит ничего менять. Настроение у меня испортилось.

Потом я позвонил Маргарет Морден. В трубке зазвучал ее бодрый голос, четко произносящий слова:

— Я все расставила по своим местам. Кредиторы в шоке. Норман Кворн действительно ловко сработал. Но я уговорила банк и налоговую инспекцию не спешить. Мы предполагаем снова встретиться в среду, после того как они обсудят дело со своими головными учреждениями. Хорошо уже то, что завод пока что работает и сбывает свою продукцию, получая доход, и пока там действует Десмонд Финч и нынешний главный технолог, завод остается на плаву. — Вы... вы говорили с кредиторами насчет скачек?

— Они поняли, что вы имеете в виду, и обсудят этот вопрос в среду.

— Значит, надежда есть?

— Но они хотят, чтобы сэр Айвэн вернулся к своим делам.

— Я тоже хочу этого, — вырвалось у меня.

— А пока что, однако, вы имеете право ставить свою подпись вместо него. Он непреклонен в том, что делать это можете только вы и никто другой.

— Даже его дочь?

— Я задавала ему тот же самый вопрос. Александр — и никто другой, таково решение сэра Айвэна.

— В таком случае я сделаю все, чего вы захотите от меня, и... Маргарет...

— Да?

— Как вы сегодня одеты?

Наверное, она от удивления открыла рот и не знала, что сказать. Потом засмеялась:

— Кофе со сливками.

— Мягкие, приятные тона?

— Действующие на подсознание. В среду — неяркий, практичный темно-синий костюм. Деловито, но не слишком.

— Дай Бог, чтобы это помогло.

— В самом деле... — В ее голосе появилась неуверенность. — В этом есть что-то странное...

— В чем?

— В счетах пивоваренного завода. Вот оно что!