Ёлка желаний - Валентина Сегида

Как мне без Анфисы? Как? Я повторял этот вопрос у себя в голове и не находил ответа.

– Мама, ей было больно умирать? Страшно умирать одной? Как думаешь, она звала меня?

– Сынок, она умерла во сне. Ей было не больно и не страшно, – успокаивала меня мама.

Я опять вырвался от мамы и бегал по комнате. Я не знал, что делать. Мама поймала меня и опять обняла так, что мне было не высвободится.

– Я не понимаю, как так? – выл я маме в плечо, а она качала меня из стороны в сторону и гладила по голове.

Мама молчала, а я ждал, что она скажет что-то важное, придумает, как вернуть Анфису.

– Мама, зачем нужна смерть?

– Чтобы жить. Чтобы знать, что все кончается, и от этого ценить каждую минуту жизни, – мама высморкалась в край полотенца, а потом продолжила: – Анфиса прожила хорошую жизнь, и завтра мы сделаем что-то хорошее в ее честь.

– Зачем смерть? Мама?

– Чтобы ценить жизнь. И радоваться.

– Радоваться? – я спросил и вспомнил, как сам чуть не умер. И тогда устроить соревнование с Анфисой казалось смешным. Как будто это были соревнования со смертью. И что ж получается, я победил? Победил смерть?

– Радоваться и помнить, как она была тебе другом в самые тяжелые дни.

– А сейчас получается, она мне больше не нужна?

– Нужна, но уже не так сильно, как раньше. Сейчас ты можешь без нее.

И я расплакался. Слез была так много, что они затекали за ворот пижамы и добегали до груди. А мама продолжала говорить, успокаивать и качать меня из стороны в сторону. А я все плакал, плакал и не мог остановиться.

Я старался не шуметь, когда открывал дверь своим ключом, и очень надеялся, что Ира не закрыла дверь изнутри. Но сегодня все складывалось через одно место и по известному закону подлости дверь не открывалась. Придется звонить в звонок и будить Иру, с сожалением подумал я.

Телефон я разбил утром. Он выскользнул из кармана халата и упал на кафельный пол. Я только вышел из бассейна после двадцати кругов и был собой доволен. Чувство вины, которые накрыло меня утром, потихоньку стало отпускать. Я не помнил, чем кончился вчерашний вечер, а от этого мне всегда было стыдно. Что-то в этот раз шло не так с моим отпуском, не получалось, как раньше, не просыхать и быть счастливым. Я погрелся в сауне после бассейна и дал себе зарок завязывать с пьянством. Глядя на свои трясущиеся руки и чувствуя приливы паники в душе, я понял, что самое время трезветь.

Желание ехать прямо сейчас домой появилось на завтраке. Я увидел, как Мишаня берет бокал прохладного шампанского на входе в ресторан и залпом его выпивает. И мне захотелось сделать то же самое. Я мигом забыл про обещание, данное себя получасом ранее, и потянулся к спасительным пузырикам. Похмелье накрывало волнами. Мне казалось, что если я сейчас не выпью, то умру от интоксикации. Но я остановился и пошел за свежевыжатым соком.

Я купил билеты на ближайший рейс до Москвы и уехал. Благо, праздники были еще в разгаре и проблем с билетами не было. Но когда я приехал в аэропорт, началась метель и вылет отложили на три часа. Пришлось купить книгу в киоске, без телефона и коньяка я просто забыл, чем можно себя занять.

А потом мой багаж улетел в Самару и я заполнил кучу заявлений, чтобы его нашли, а потом вернули. Я должен был приехать ну максимум в шесть вечера, а в итоге почти полночь. Я усталый, голодный и злой. Еще и дверь не открывается. Я сделал последнюю попытку – в очередной раз прокрутил ключ, и дверь волшебным образом открылась.

Я тихо зашел, но увидел, что из столовой падает свет и слышен звук работающего телевизора.

– Сюрприз! – сказал я, заглянув в комнату. – Соскучились?

– Очень! – ответила Ира.

Она сидела, завернутая в полотенце, за столом, на котором мигала елка, и улыбалась. Ее волосы торчали в разные стороны пружинками антенн, а глаза отдавали маньячным блеском.

При виде меня она встала, полотенце хотело упасть, но она ловким движением его поймала. Неровной походной она пошла на кухню и включила там чайник. Пока Иры не было, я успел осмотреться. Меня не было четыре дня, а квартира как будто перестала быть моей. Игрушки, одежда и фантики от конфет заполонили собой все открытые поверхности. Я хотел было, сказать что-то язвительное, но сдержался.

На столе стояла почти пустая бутылка шампанского.

– Будешь? – спрашивает Ира и ставит чистый бокал на стол. – Конечно, будешь, что я за глупые вопросы спрашиваю? На.

– Вот так захочешь бросить пить, а у тебя искушения на каждом шагу.

Я беру бокал в руку и зависаю.

– Завтра бросишь. Сегодня есть повод.

– Да мне никогда повод особенно не требовался. А что празднуем?

– Празднуем новую жизнь.

Ира сегодня странная.

– А есть что пожрать на этом празднике жизни? – спрашиваю я и иду к холодильнику.

– Пельмени.

– А я так рассчитывал на твой борщ. Ну или на любой другой суп.

– Я воспользовалась твоим новогодним советом и решила меньше париться и упрощать, где возможно.

– А при чем тут борщ?

– Два часа жизни! Ты знаешь, что борщ – это в среднем два часа жизни женщины? Сегодня я решила потратить их на зоопарк и покормила Мишу фастфудом.

– Ну ты, мать, даешь.

Я рылся в холодильнике и к своему великому сожалению вынужден был признать, что там нет ничего готового. Ладно, пусть будет яичница.

– Хочешь, я пожарю тебе картошку? Ну или макароны сварю?

Я хотел, но видя, что Ира с трудом стоит на ногах, решил отказаться.

– Как Миша? Куда вы ходили?

Я достал сковородку и поставил ее на плиту.

– Миша победил смерть.

Моя рука с ножом замерла, занесенной над яйцом.

– Что?

– А то. Никто не верил, а мой мальчик справился. Он боец.

– Весь в мать.

Я краем глаза следил, как Ира размешивает сахар в чае. Звук ударяющейся ложки о чашку, как пенопласт по стеклу, действовал мне на нервы.

И тут она рассмеялась, громко, во весь голос и от души. Я думал, что она будет плакать, а она смеялась. Я разбил яйца на сковородку и кинул туда остатки хлеба и бекона.

– Девушка твоя приходила.

– Какая?

– А у тебя, что их несколько? Надя.

– Надя? – Я искреннее удивился. Меньше всего я бы ожидал, что она придет ко мне. Не в ее характере снисходить до разборок.

– Она такая красивая. Даже не так, она идеальная. И видно, что любит тебя. А ты ее?