Канун - Михаил Зуев

А как только Восхождение кончилось, и кончилось оно Советским Союзом, началось падение вниз, так оно с тех пор все и летит туда. Дальше возникает еще один вопрос. Все-таки что же с Духом, с духовностью? Не с айфонами, а с Духом? Духовность как абсолютная категория была отменена на еще Вселенском Соборе восемьсот сорок девятого года, когда триумвират «Дух – Душа – Материя» был фактически заменен на бинарную конструкцию «Душа – Материя». И с того момента начались очень большие неприятности, причем отнюдь не терминологические.

О чем идет речь на религиозном языке? Речь идет о том, что существует обычная, физическая, реальность, она еще называется «имманентная». А есть реальность трансцендентальная, иная. И Дух – это возможность захода из имманентного в трансцендентальное, с последующим возвратом в обычный мир. Сегодня наличие трансцендентальной реальности подтверждают физики, потому что они оперируют иными пространственными измерениями, уж четвертым точно. Об этом просто не любит распространяться телевизор – квалификации журналистов тупо не хватает на то, чтобы понять, чем живет современная наука. А она живет именно этим! Вопрос о трансцендентальности встает уже прямо. Вместе с вопросом о Программистах, управляющих трансцендентальной Реальностью!

Если заход из имманентного в трансцендентальное возможен, то Человек жив. А как только эта возможность по каким-то причинам перекрывается, начинается духовная смерть, смерть в объятиях Темной Матери. Беда религий заключается в том, что рано или поздно возникает «обрядоверие», по своей сути – карго-культ без реального переноса из имманентного в трансцендентальное. Как только это случается, религия теряет силу и становится бесплодной, обращаясь в плевелы. Без реальной мистической практики религия умирает. Зерно утрачено! – Олаф остановился. – Простите меня за излишнюю академичность, но без нее в таких категориях никак.

– Похоже, вы сотню очков форы дадите философам, несмотря на ваше трейдерское прошлое. Теперь я, кажется, понял многое из того, что меня гнетет уже долгое время, – сказал Док. – Я понимаю, почему мне одиноко, и вижу: процессы, что вы затронули, скорее всего, действительно происходят вокруг меня. Мне непонятно другое: как из всего этого выбираться? Как найти смысл жизни, если Восхождение отменено, если его больше нет? Для меня смысл жизни – не пустой звук. Мне много лет, и подавляющее их большинство не имело отношения ни к каким настоящим смыслам. Хочется, хотя бы напоследок, хоть что-то исправить.

– Есть один изъян в моих долгих рассуждениях, – откликнулся Олаф. – Я внимательно наблюдал за вами по ходу моего изложения. Там был подвох, но вы, похоже, его не заметили.

– В чем?

– В том, что все рассуждения, что я себе позволил, были построены так, что природа человека остается незыблемой. Иначе откуда, позволю спросить, по прекращении Восхождения начинается нисхождение? Что, результаты этого самого Восхождения не сохраняются и не накапливаются? – В последнем предложении Олаф позволил себе легкий, вполне мальчишеский смешок.

– И каков ответ?

– Вряд ли он вам понравится. По крайней мере, сразу.

– И все же, Олаф?

– Природа человека, его сущностное, смысловое наполнение могут быть подвергнуты тонким регулировкам. Не социальным. Не биологическим. А иным – осуществляемым с уровня Программирования Реальности. Простите, если лишил вас спокойствия и аппетита.

– I saw you and thought to myself what a Snow Queen, and you like ice-cream![35] [что же я… сейчас пошлет…]

– What?[36] А, мороженое? Ну, только если… [kui ilus sa oled…[37]] выложите мне слово из льдинок [ма-ма-а… что я несу…]

– Какое слово? [она знает русский… а совсем не похожа… носик какой!..]

– Вы не знаете слово для Снежной Королевы?! [как ты улыба-а-а-а…]

– Знаю, Кай выкладывал – «ВЕЧНОСТЬ» [ты… мы… будем сидеть на полу… обниму… как пульсирует жилка на виске…]

– Как вы догадливы! [ты… вечером с дождя… пахнешь прибитой пылью… я прижмусь… до ут-ра… веч-ность…]

– Девушка, да берите же скорей, растает! [пальцы твои… пальцы… обожгли…]

– Спасибо! [у вас ус отклеился… спас-ссы-бо…[38] боже… что я несу…]

– Слушайте, девушка, а давайте вы меня куда-нибудь пригласите? [сам понял, чё ляпнул?.. виска-а-а-ри-ка…]

– А давайте! Приглашаю вас в… э-э-э… зоо… парк! Завтра! [под руку… есть!.. не отпущу… мой!..]

– Пакеты давайте, тяжелые! Я донесу! [тебя саму на руки… какие пакеты…]

– Вот спасибо! Я – Кадри! [еще четыре минуты до дома…]

– Очень приятно, Андрей! [Кадри… Каа… ко мне, бандерлоги…]

– Вот мы и пришли, Андрей. [не-е-е-т!.. уже всё-о-о…]

– А… [как солнце в глаза бьет!.. лица не видно…]

– Девять шесть шестнадцать шестнадцать шестьдесят один… Запишете? [почему уже всё-о-о…]

– Запомню! [девять девять наоборот шестнадцать дважды и в зеркале…]

– Андрей!

– ?..

– Анекдот знаете? Приходит кролик к пекарю. Спрашивает: пекарь, а пекарь, у тебя есть морковный торт? Пекарь: не, кролик, нет. На другой день кролик снова приходит: пекарь, а пекарь, у тебя есть морковный торт? Пекарь: не-а, кролик, нету. Потом думает: он же завтра снова придет. Ну, встал пораньше, испек морковный торт. Пышный такой! Кролик приходит: пекарь, а пекарь, у тебя есть морковный торт? Пекарь говорит: есть, кролик! А кролик: пекарь, а пекарь, ну скажи – гадость! [смотри… смейся… смейся… присохни… приклейся… мой…]

– Кадри, я позвоню! [снова палома пикассо…]

– !.. [нельзя поворачиваться… нельзя пово… нельзя!..]

– Давайте сегодня двинем на Ко Лан. Тут по прямой миль около пяти. Море спокойное. Прогноз без сюрпризов. Не возражаете? – повернулся к только что ступившему на борт знакомого суденышка Доку Олаф.

– Да нет, напротив. А то я порядком устал от местного шума.

– Отлично! Сделаем проще. Подойдем к острову, встанем на якорь. Будет желание – высадимся. А нет, так вернемся обратно.

Олаф не торопил события. Катерок шел медленно, пыхая старым дизелем и неуклюже переваливаясь с борта на борт. Его то и дело обгоняли глиссеры, моторные лодки, другие катера и даже небольшие парусные яхты.