Три женщины одного мужчины - Татьяна Булатова

– Сбежал-таки? – схватила Прасковья пробирающегося сквозь рыночную толпу младшего Вильского. – Давно надо было. Я всегда говорила, не будет тебе с ней счастья.

– Ты что, мама! – вступилась за подругу Маруся. – Чему радуешься? У человека горе: почернела вся, ног под собой не чувствует. На работу ходит как заговоренная.

«А может, и правда заговоренная?! – ахнула Екатерина Северовна, подслушав разговор невестки с матерью. – Что-то здесь не так!» – решила она и поехала на вокзал за билетом в Верейск.

– Зачем ты едешь, мама? – недовольно выпытывал большой ученый Феликс Ларичев. – Тебе что, нечем заняться? Учебный год, дети в школе, встретить-проводить, а ты в гости.

– Я семью спасать, – объявила Екатерина Северовна и в тот же вечер уехала.

Кира Павловна встретила московскую подругу на вокзале и предусмотрительно завела в ближайшую кулинарию.

– Все равно, Катя, дома поговорить не удастся. При нем (Николае Андреевиче) слова нельзя молвить: «У меня нет сына, ничего слышать не хочу».

– Я понимаю, Кира, – ничуть не удивилась реакции старшего Вильского Екатерина Северовна. – А как Женечка?

– Катя… – оглянулась по сторонам Кира Павловна. – Страшно… Коля ее с работы встречает, на работу провожает. Боимся, как бы чего с собой не сделала. А ведь у нее двое…

Опасения Женечкиной свекрови не были беспочвенными. После ухода мужа Евгения Николаевна изменилась до неузнаваемости. Ходила сама не своя и все время озиралась: все хотела увидеть соперницу. Но вместо нее видела то свекра, то вырастающую из-под земли свекровь.

– Может, приедете? – позвонила тогда Кира Павловна сватье в Долинск.

– А на кого я Николая Робертовича оставлю? – возмутилась Тамара Прокофьевна. – И потом, это ваш сын дел натворил, вы и следите.

И они следили, сменяя друг друга, словно у постели больного. Но Женечка словно этого не видела. Выйдя с работы, она медленно обходила одну высотку за другой, поднимаясь на самый последний этаж в расчете, что где-то открыт люк на крышу.

– Же-е-еня! – бросалась к ней запыхавшаяся от подъема Кира Павловна и усаживала на ступеньку. – Ну что ты?! – только и говорила она. – Ну как так можно?

– Не хочу жить, – как заведенная твердила Евгения Николаевна, однако послушно давала отвести себя домой за руку. Стали поговаривать, что Женечку необходимо показать врачу, а тут вместо врача явилась Екатерина Северовна и расставила все по своим местам.

– Кира, – со знанием дела заявила она. – Это порча.

– Чего? – вытаращила на нее глаза жена Вильского.

– Это порча. Женю сглазили.

– Это с какого-такого? – Когда Кира Павловна чего-то не понимала, речь ее мало отличалась от набора звуков первобытного человека.

– Вот смотри, – терпеливо объясняла Екатерина Северовна. – Многие люди расходятся? Многие. Месяц, три, полгода мучаются, а потом как-то все успокаивается. Дела там и все такое прочее. На работу ходят, детей растят и даже замуж выходят. Так ведь?

– Ну, – соглашалась с ней Кира Павловна.

– А Женечка наша никак в себя прийти не может. Странно?

– Ничего странного, – спорила поначалу с подругой Кира Вильская, а потом, подумав, изрекла: – Хотя и правда странно. Если бы от меня этот ушел, – попыталась представить она, – я бы ему все кудри выщипала, а этой дряни в лицо кислотой плеснула. И жила бы себе припеваючи!

– Во-о-от, – со знанием дела подчеркнула Екатерина Северовна. – Глядишь, может, бы еще и замуж выскочила.

– Ну может, и выскочила бы, – согласилась Кира Павловна. – Или так… для здоровья…

– А Женечка вместо того, чтобы… о чем думает?

– Да ни о чем, кроме как о себе, эта Женечка не думает, – вдруг разозлилась на безвольную невестку Кира Павловна.

– Нет, думает, – возразила Екатерина Северовна. – Думает, как руки на себя наложить. И додумается, вот увидишь, – мрачно пообещала она подруге. – Бабку искать надо.

– А где же я ее найду? – растерялась Кира Павловна. – Да и Коля не разрешит.

– А мы твоему Коле ничего не скажем, – заверила ее Екатерина Северовна и с энтузиазмом взялась за дело, подбадривая себя тем, что долг платежом красен.

Вскоре и бабка нашлась. В далекой Грушевке, куда можно добраться только на перекладных.

– Я на автобусе не поеду, – наотрез отказалась Кира Павловна сопровождать подругу с невесткой.

– Поедем на такси, – предложила Екатерина Северовна, плохо представляя, в какую сумму может вылиться эта дорога.

– На какие шиши, Катя, мы поедем в эту тьмутаракань на такси? – неожиданно здраво поинтересовалась Кира Павловна.

Деньгами ссудила Анисья Дмитриевна, воспринявшая приезд Катюши как приход мессии в богом забытый безбожный Верейск.

– Может, лучше в церковь, Катенька?

– Нет, тетя Аня. Надо к бабке.

– Ну, поезжайте, – благословила их Анисья Дмитриевна и усердно молилась все время до их возвращения из Грушевки.

Обернулись одним днем, присмиревшие и как в воду опущенные. Ничего рассказывать не стали, разошлись по комнатам переваривать увиденное. За ночным разговором дали друг другу слово забыть о случившемся раз и навсегда.

Практически не говорившая по-русски бабка, чувашка, по уверениям Киры Павловны, увидев Женечку, стала биться головой о бревенчатую стену и судорожно креститься, не глядя на висевшие в красном углу иконы.

Откуда ни возьмись, появились помощницы, как потом выяснилось – дочери знахарки, и под белы рученьки повели Евгению Николаевну к колодцу, не оглядываясь на мать, которая шла следом и крестила землю под ногами.

Кира Павловна с Екатериной Северовной пойти за ними не решились, а молча стояли на пороге избы и, не отрывая глаз, следили за происходящим.

– На колени вставай, – перевела материнский приказ одна из девушек, подведя Женечку к колодцу. Та послушно опустилась на колени и заглянула вниз.

– Нельзя смотреть, – прикрикнула на нее говорящая по-русски знахаркина дочь и переглянулась с сестрой.

Растрепанная от постоянных поклонов бабка стянула с себя линялый платок и накрыла им Женечкину голову. Евгения Николаевна даже не пошевелилась.

– Катя, – с ужасом прошептала Кира Павловна. – Что они делают?

– Откуда я знаю? – с не меньшим ужасом ответила Екатерина Северовна и привстала на цыпочки. Ей показалось, что знахарка зачерпнула воды из колодца и полила на Женечкину голову. – Вроде воду на нее льет…

И снова Евгения Николаевна никак не отреагировала на действия знахарки, зато потом, когда та больно стукнула ее промеж лопаток, Женечка словно проснулась, по команде заглянула в колодец, а потом вскочила с колен и, страшно крича, побежала на другой конец огорода. Молодые женщины бросились за ней, схватили, Женечка еще какое-то время побилась у них в руках, а потом разом обмякла и стала оседать.