Я жива. Воспоминания о плене - Масуме Абад

Я подумала: разве Имам не сказал, что люди должны оказывать сопротивление и держать оборону? Одним словом, ситуация была близка к экстремальной, дело почти дошло до уличной драки. И тут я обратилась к сестре Бахрами, которая тоже пришла в Шах-Чераг для паломничества: «Я иду в Красный Полумесяц, оттуда возвращаюсь в Абадан. Ширазцы правы – мы должны обороняться. Кто-то должен стоять на пути иракцев и давать им отпор. Они только того и хотят, что отобрать у нас весь Хузестан. Для чего мы здесь? Мы хотели передать детей в приют Шираза, и мы это сделали».

Я подумала, что война – это не математическая задача, над которой надо подумать, чтобы решить; война вообще не поддается никакой логике, поэтому нельзя найти к ней подход с логической точки зрения. Война – не книга, которую можно прочесть. Война – это война. Настоящую войну можно понять, только увидев ее со всей ясностью и прикоснувшись к ней руками.

Скитания, лишения, пребывание на чужбине, тяготы и невзгоды стали уделом каждого ребенка, каждой престарелой женщины и каждого старика из числа беженцев.

Несмотря на возникшие споры и ссоры, в тот вечер нашлось несколько ширазцев, которые приняли в своих домах семьи беженцев с маленькими детьми. Но мне после всего, что я услышала, было трудно оставаться гостем в храме Шах-Чераг более одного часа[76]. Мы с сестрой Бахрами отправились в Красный Полумесяц. Там мы увидели большое количество добровольцев из жителей Шираза, готовых к отправке в Абадан.

Все вместе на автобусе Красного Полумесяца мы двинулись в путь. По дороге мы пели революционные гимны и скандировали лозунги о единстве. Было видно, что это придавало водителю дополнительную энергию, и он ехал с большой скоростью и в приподнятом настроении. К утру мы достигли города Махшахр. Далее, подъезжая к Хузестану, на радиоволне «Нефть» мы услышали голоса Сейеда Мохаммада Садра и Голам-Резы Рахбара, которые передавали новости с фронта, сопровождаемые воодушевляющими на борьбу с врагом патриотическими лозунгами. Но радио заглушалось шумом проезжавших мимо нас машин, наполненными людьми, и звуками непрерывных взрывов, которые многих добровольцев в нашем автобусе повергли в состояние подавленности и ужаса.

Автобус еще не успел въехать в зону боевых действий. Повторяющиеся сигналы воздушной тревоги вынуждали водителя останавливаться, поэтому путь, который мы должны были преодолеть за полчаса, растянулся не меньше, чем на два. Водитель понял, что этот путь – не путь стихов и лозунгов, а путь крови и шахадата. Он остановил машину на обочине и сказал с красивым ширазским акцентом: «Братья, я возвращаюсь в Шираз. Кто хочет вернуться со мной, пусть сидит на месте, кто не хочет, пусть выйдет из автобуса. Дорога открыта и длинна. Ехать дальше по этому пути – дело опасное».

После долгих уговоров он все же согласился проехать вперед еще несколько километров, а затем, после города Сарбандар, остановился и потребовал, чтобы мы вышли из автобуса. Никакие наши призывы и доводы не действовали на него. «Это нечестно – высадить нас на полпути и оставить на дороге! – говорили мы. – Ты – водитель автобуса Красного Полумесяца! Ты забыл об этом?»

Он ответил: «Всё! Шутки и игры закончились! Согласен, я – нечестный! Каждый, кто нечестный, пусть остается в машине, честные пусть выходят и идут на войну! Разве вы не хотели пойти на фронт и воевать? Война начинается здесь».

Из сорока с лишним пассажиров, ехавших в нашем автобусе, из него вышли только десять человек – восемь братьев, я и сестра Бахрами. Мы выстроились на краю проезжей части дороги и двинулись в путь. Пару раз мы останавливали проезжавшие машины, и они сажали кого-нибудь из нас. Братья в очередной раз остановили машину и сказали, обращаясь ко мне и сестре Бахрами: «Садитесь в машину, сестры, и езжайте, чтобы быстрее добраться! Мы сами можем и пешком дойти». Иногда я вспоминала о письме Сейеда. Я злилась на себя, хотя не понимала, почему, и в душе хвалила Сейеда за его смелость, за то, что он в такой плачевной ситуации думал о жизни. Сама я ни разу не дала себе возможности подумать об этом. Водитель автомобиля, в который мы сели, в противоположность водителю автобуса, смело и не обращая внимания на сигналы тревоги и взрывы, быстро ехал по своему маршруту. Мы проехали несколько километров от Сарбандара. Один из пассажиров нашей машины, производивший впечатление человека, владеющего информацией о положении на фронте, взволнованно рассказывал: «Иракцам даже и не снилось, что они смогут воевать с Ираном три недели. Сегодня – среда, двадцать третье число месяца мехр. Обещаю, что в пятницу мы будем праздновать победу. Они должны лишь извлечь из этих трех недель урок назидания, чтобы напрочь забыли о Каруне[77] и Хузестане».

Слыша краем уха его слова, я параллельно слушала маленькое радио, которое закрепила под макнаэ на своем ухе, чтобы поминутно отслеживать на радиоволне «Нефть» новости с фронта. Положение было плачевным. Ошеломленные мирные жители, не веря в происходящее, одетые и обутые во что попало, передвигались в другие города, держа на руках грудных младенцев или таща за собой малолетних детей. Голодные, усталые и подавленные, они обреченно брели по пустыням и солончакам, не имея ни малейшего представления о том, куда идут и кто их примет. Их никто нигде не ждал. Порой они судорожно преграждали путь проезжавшим машинам, чтобы их подобрали, или просили у водителей бензина в каком-нибудь сосуде. А некоторые сокрушенно и безнадежно продолжали свой путь с волдырями на ногах и согнутыми спинами. В большинстве своем это были старики и дети. Наблюдая за этими скитальцами, я вспомнила о перепалке, которая накануне произошла в мавзолее Шах-Чераг. Я сказала сестре Бахрами: «Все мы проходим великое Божественное испытание. Война для всего иранского народа, даже для тех, кто не на границах, – большое испытание». Я снова вспомнила о письме Сейеда и пообещала себе непременно подумать о будущем, о жизни и о Сейеде после того, как пройду это испытание.

Машина двигалась с такой большой скоростью, будто хотела доставить нас до пункта назначения вовремя, чтобы мы не опоздали на рейс. Понемногу мы приближались к дорожной табличке с надписью «Абадан, 12 км». Группа солдат за проезжей частью дороги, рядом с нефтяными трубами, находилась в состоянии боевой готовности на земле в положении лежа. Мое внимание привлекло несколько стоявших на обочине частных автомобилей. Я сказала своей спутнице: «Сестра Бахрами, посмотри на солдат! Да дарует им Всевышний добро! С каким трудом они сторожат территорию, под этим палящим солнцем, под этими нефтяными труб…»

Не успела я закончить фразу, как где-то совсем близко прозвучал мощный взрыв, и наша машина остановилась. А эти самые добросовестные солдаты быстро поползли в нашу сторону. Я в недоумении смотрела на них. Водитель не захотел отпускать руль, чтобы выйти из машины. Ни он, ни тот, кто сидел с ним рядом, ни мы, сидевшие сзади, не могли ни шелохнуться, ни произнести ни слова. Мы только смотрели по сторонам, не понимая, что происходит. Сколько танков! Сколько военных машин! Присмотревшись внимательно, я увидела на военной форме солдат эмблему Корпуса стражей, однако они, по-видимому, забыли снять с голов красные береты – атрибут военного обмундирования сил Баас.