Между Сциллой и Харибдой - Ирена Гарда

Кристина почувствовала, как краска стыда заливает не только ее лицо, но и растекается по шее. Какой ужас! Она с трудом сообразила, о чем идет речь, и бросилась бы на сплетницу с кулаками, если бы была в состоянии сделать хотя бы шаг.

— Нет, вы представляете, дорогая, какое бесстыдство? Потом они вернулись обратно и отбросили всякие приличия. Она не проходила в трауре и месяца, а затем бедный мистер Хендриксен был забыт окончательно. Эта парочка бегала друг к другу по двадцать раз на дню, потом девица надолго скрылась из города, а вчера… Вы не представляете!.. Короче, выяснилось, что она беременна от него и собирается с ним ехать во Флориду ловить аллигаторов. Он-то еще совести до конца не потерял, давай, говорит, я на тебе женюсь. А она — хочу тебя, и точка! А потом они трахались в доме так, что крыша подпрыгивала. А ведь со дня смерти ее мужа и полгода не прошло. Как вам это нравится, а? Куда катится мир? Да таким шалавам не место в нашем городе!

Кристина сползла по автомату на пол и уткнулась лбом в колени. В чужом пересказе ее поступки выглядели такими безобразными, что у девушки на глаза навернулись слезы стыда. Боже милосердный, неужели вчера она орала так громко, что ее слова слышала вся округа? Но нет, они разговаривали тихо. Да и вообще, никто не видел, как она кралась к Алану. Или видел?… Значит… Значит, эта почтенная дама специально подслушивала их разговор?!

Кристина вспомнила широко открытое окно и содрогнулась от омерзения. Ну почему люди не могут оставить их в покое? Будь прокляты эти маленькие городки, где все на виду, а соседские проблемы занимают местных кумушек гораздо больше, чем глобализация, война в Ираке и рост озоновой дыры, вместе взятые!

Первым ее порывом было выйти из-за прилавка с овощами и размазать только что отобранную клубнику по ненавистной физиономии разжиревшей блюстительницы морали, но для этого были нужны силы, а вчерашний разговор с Аланом и последовавшая за этим ночь, полная страсти, забрали их остатки, поэтому Кристина сочла за благо незаметно проскользнуть к кассе, расплатиться, и под сочувственные взгляды кассирши выскочить за дверь, как пробка из бутылки.

Нет, она правильно поступила, решив закончить эту пытку. Конечно, ей будет не хватать Алана, но осуждение окружающих еще страшнее! Она не боец и не сможет бросить вызов общественной морали! Она просто уставшая женщина, которая хочет покоя.

Не замечая, что разговаривает вслух, она брела по улице, проклиная свою глупость, обаяние Алана и… авантюризм покойного мужа, из-за которого все полетело кувырком.

Даже небо, казалось, поддерживало Кристину в ее настроении, закрыв солнце тяжелыми дождевыми тучами. Было душно и тревожно, и девушке стало невыносимо грустно.

Так, жалея себя и ругая старую сплетницу миссис Картрайт, она добрела до дома и, открыв ключом дверь, вошла в пустую кухню.

Подкравшись к окну, она посмотрела из-за занавески на дом напротив. Казалось, что в нем никого нет, но Кристина сердцем чувствовала, что его обитатель собирает сейчас чемодан, чтобы ехать во Флориду. В какой-то момент она хотела броситься через дорогу, ворваться в дом и, бросившись его хозяину на шею, покаяться в своих черных замыслах. Возможно, это было бы самым правильным решением, если бы в ее голове еще не звучал голос миссис Картрайт, со смаком обсуждающей с совершенно чужими ей людьми самые интимные стороны ее жизни.

Кристина поежилась и невольно опустила глаза на свою правую руку, на которой красовалось два кольца, одно из которых было с черным бриллиантом. Мадонна миа (как говорила тетя Кьяра), что же она творит! Девушка торопливо стащила с руки символ любви Алана, словно он жег ей руку, и почти бросила его в фарфоровую чашечку, стоящую на столе.

И вдруг на нее накатило подзабытое чувство одиночества, да такое, что хоть вой. Она и повыла немножко, забравшись в подвал, так, чтобы не слышали соседи. Полегчало, но не сильно.

И вдруг ее осенило. Майкл! Надо посоветоваться с Майклом!

Выведя из гаража свой серебристый «фольксваген», она погнала его по знакомому пути. Ко всем несчастьям, хлынул довольно сильный дождь, застилая дорогу. По-хорошему, надо было повернуть назад, но она даже не подумала сбросить скорость. Хорошо еще, что обошлось без молний и грома, да и ливень кончился раньше, чем она успела доехать до места.

Вот и кладбище, могила Майкла с аккуратной мраморной плитой, по которой стекали последние капли мелко моросившего дождя. Не замечая, что мокрая одежда холодит тело, Кристина опустилась на колени и прошептала, ожидая невозможного:

— Майки, милый, что же мне делать? Мне так трудно без тебя. Ты это знаешь. Все кругом говорят, что я предала твою память, но это все ложь! Я люблю тебя не меньше, чем раньше, но ты же сам говорил, что жизнь не кончается с нашей смертью. Я люблю Алана, а он любит меня, но я остаюсь с тобой, а не с ним. Ты слышишь меня, дорогой?

Она ждала, что, как обычно, почувствует облегчение и ощущение поддержки, но сегодня все было не так: и прошедший ливень, и непреходящее чувство беспокойства, причину которого она сначала не смогла понять… И вдруг ее захлестнуло понимание того, что, возможно, вчера она допустила роковую ошибку. Майкл бы не стал рисковать своей жизнью, если бы не знал, что за ней есть кому присмотреть! А раз так, значит, изгоняя Алана из своей жизни, она нарушает волю Майкла. Эта мысль, пришедшая на могиле мужа, показалась Кристине столь крамольной, что она даже затрясла головой, отчего мокрые пряди волос ударили холодными хлыстами по лицу.

А может, это Майкл подал ей из могилы знак, что она не должна поступать так, как собирается?… Майки, Майки, что же мне делать? Подай же мне хоть какой-нибудь знак!

Последние слова она произнесла вслух, вздрогнув от звука собственного голоса… Может, это она сходит с ума?

Откуда-то с неба прямо ей на голову капнула запоздавшая капелька дождя, и Кристина удивленно огляделась по сторонам, словно видела это место впервые.

Оказывается, пока она разговаривала с Майклом, дождик кончился совсем, оставив в воздухе ощущение чистоты и новизны. Где-то пискнула птица, колыхнулась под слабым ветерком листва на соседнем дереве… Но не на них смотрела молодая вдова.

Там, на небе, раскинулась радуга, приникнув одним концом к земле, а другим — растворяясь в бездонной синеве, словно трамплин в облака.

Как завороженная, любовалась Кристина этим чудом природы, чувствуя, как где-то в душе редеют тучи, до того окутывавшие ее мрачным пологом горя и отчаяния.

— Я поняла тебя, Майки, — прошептала она, не отводя глаз от небесного моста. — Ты сейчас уходишь туда, оставляя меня на земле. Спасибо тебе, любимый, пока я жива, я буду помнить о тебе. Твое кольцо останется у меня на руке, но, думаю, что там теперь появится еще одно. Ты отпускаешь меня к Алану, да? Ты ведь тоже, как и он, считаешь, что надо жить, не обращая внимания на людское злословие?

Она долго смотрела на радугу, пока та не поблекла и не растворилась в дневном мареве.

— Прощай, любимый! — последний раз прошептала Кристина, поднимаясь с колен. — Я должна идти, потому что не прощу себе, если потеряю его.