Время игры - Василий Звягинцев

Что, русский император Николай не мог в марте семнадцатого собрать три полка верных солдат и офицеров, совершить стремительный марш на Петроград и навести порядок? Предварительно публично расстреляв тех, кто приехал к нему требовать отречения… Были же у него надежные люди, раз потом, когда почти все уже было потеряно, нашлись для сопротивления большевикам и бойцы, и командиры.

Сашка не мог не согласиться с фон Мюкке. В принципе. Хотя о событиях февраля-октября семнадцатого, а особенно об их подоплеке знал наверняка гораздо больше.

— Затрудняюсь выносить категорические суждения о вещах, в которых недостаточно компетентен, но размышляя вообще…

Дело, по-моему, в том, что принимающий судьбоносное решение (если он не дурак в клиническом смысле слова) вынужден рассматривать одновременно целый ряд альтернатив в условиях дефицита информации о намерениях противника и последствиях тех или иных поступков.

А человеку свойственно вдобавок исходить, скорее всего подсознательно, из наиболее желательного, а не более вероятного развития событий…

— Интересно формулируете, герр Мэллони. Наверное, не первый раз на эти темы размышляете. Вы по профессии кто, историк?

— Скорее — психолог, — ответил Шульгин, искренне наслаждающийся беседой с умным собеседником, причем, что важно, принадлежащим к совершенно другому кругу, чем люди, с которыми он тесно общался последние годы. — А историк и географ я ровно в той степени, в какой это необходимо человеку, считающему себя профессиональным путешественником.

— Счастлив человек, который может посвятить себя любимому занятию без оглядки на финансовые, нравственные и тому подобные проблемы, — задумчиво и несколько печально сказал фон Мюкке.

— При чем тут нравственность? — удивился Шульгин. — Я, кажется, никаких безнравственных поступков не совершал. Скорее — наоборот.

— Успокойтесь, ничего обидного для вас я сказать не хотел. Я ведь что имел в виду — для вас практически не существует таких понятий, как долг перед Фатерляндом, кайзером, кастой, представления об офицерской чести, безусловности приказов и нравственном императиве.

Вот мы, немцы, другие. В 1914 году я сталкивался, и неоднократно, с примерами исполнения своего долга резервистами, офицерами и матросами. Оказавшись по той или иной причине на другом конце света, эти люди, узнав об объявленной мобилизации, любыми способами пытались добраться в Германию…

Даже на Соломоновых островах на наш крейсер обращались давно прижившиеся там немцы с просьбой включить их в состав экипажа. А вы, извините, в это же время охотились на антилоп…

Нет, я не осуждаю вас, я просто констатирую факт разницы психологии.

— Нормальное дело. Мы всего-навсего на триста лет раньше вас избавились от феодального стиля мышления. Долг вассала перед сюзереном.

«Рейх юбер аллес»[12](он специально заменил в этом девизе «Германию» на «Империю», чтобы мысль прозвучала точнее). «Права она или нет, но это моя Родина» и тому подобные железные формулы.

Мы это переросли. Не все, может быть, но тенденция отчетливая. Если говорить обо мне, то я добровольно и со всем энтузиазмом вступил бы в армию в одном-единственном случае — если бы враг совершил неспровоцированную агрессию и высадился на берегах моих островов. Или если бы возникла совершенно реальная угроза самому существованию европейской цивилизации как таковой.

А воевать за колонии, за проливы, за право построить железную дорогу Берлин — Багдад… Увольте!

Фон Мюкке потер подбородок, задумался. Ответил после долгой паузы:

— Я только сейчас начинаю подходить к этой мысли. После катастрофического поражения и унижения германской нации. Урон нашей чести действительно был бы гораздо меньшим, если бы кайзер отказал Францу-Иосифу в поддержке и сохранил нейтралитет…

— Однако ваш кайзер, как мы уже сформулировали, принял решение, исходя из ложно понятого, феодального принципа монархов германской нации — раз, и из чересчур оптимистического прогноза течения, сроков и исхода войны…

Ведя этот, по видимости, пустопорожний разговор о проблемах, которые ему самому были давно понятны, Шульгин отнюдь не имел в виду просвещение или, паче того, перевоспитание классического, ну, может быть, чуть более умного и свободомыслящего немца первой послевоенной эпохи.

Он просто его тестировал, пытаясь определить те ключевые элементы личности, опираясь на которые можно использовать фон Мюкке в своих целях.

Во внутреннем кармане пиджака еле слышно пискнул вызов рации.

— Извините, Гельмут, я на минутку вас покину. — Шульгин встал и направился в сторону «мужской комнаты».

Облицованное зеленым кафелем, пахнущее не хвойным дезодорантом, а обычной хлоркой помещение было пусто. Громко журчала вода в старых, покрытых пятнами ржавчины трубах. Сашка закрылся в дальней от входа кабинке, включил рацию на прием.

— Сэр, докладываю, — зашелестел голос робота в динамике, — прибыл на место, занял позицию в вашем кабинете. Из окна вижу двух человек за кустами напротив входа в гостиницу. Там темно, и они считают, что хорошо замаскированы. Еще одного человека заметил на крыше со стороны двора. Он снабжен подзорной трубой и имеет возможность наблюдать за балконами и окнами обоих номеров. Меня он не видел. Жду распоряжений.

В достоверности слов Джо Шульгин не сомневался. Робот обладал стопроцентным ночным зрением, отлично видел и в инфракрасном диапазоне, в ловкости и бесшумности движений превосходил рысь и макаку одновременно, проникнуть в помещение хоть на третьем, хоть на десятом этаже, цепляясь пальцами за микроскопические зазоры между кирпичами, было для него пустячной задачей.

Дать ему соответствующую команду, и он обезвредит любое количество противников быстрее, чем они сообразят, что происходит. Только нужды в этом пока нет. Даже наоборот.

— Слушай. Если попытаются проникнуть в номер — спрячься, выясни их цели и намерения. Когда улик станет достаточно, чтобы предъявить их полиции, — задержи всех. Без лишнего шума. И — никаких покойников. Мне нужны вполне дееспособные «языки». Действуй.

Вытирая платком только что вымытые руки, Шульгин вернулся в зал. Занял свое место, щелкнул крышкой карманных часов. Скоро одиннадцать.

Если он все рассчитал правильно, примерно через час после полуночи можно ожидать попытки неизвестных нанести не оговоренный заранее визит. Только вот зверски плохо, что он по-прежнему не имеет представления об участниках интриги.

Из прошлого опыта следует, что люди «Системы», если это они здесь заняты, конечно, не останавливаются перед силовыми акциями любых масштабов.

Но, поскольку неизвестна цель, преследуемая неприятелем, невозможно так просто угадать, какие будут использованы средства.

Вообще, исходя из нормальной логики, факт появления в уже спланированной операции нового фигуранта требует пересмотра планов, согласования действий с руководством… Тогда какой-то запас времени есть.