Самоучитель танцев для лунатиков - Мира Джейкоб

– Вот хрень!

– А вот и нет! Это искренность! – парировала Амина, приблизив в видоискателе лицо Акила.

– И что ты собираешься снимать? Этот гейский постер «Air Supply»?

– Не начинай, – попросила Амина и щелкнула затвором.

– Ну и как там наша Мэри Осмонд?[4]– помрачнев, спросил Акил.

– А по-моему, ей идет!

– Она выглядит неестественно!

– Господи, Акил, да она всего-навсего накрасилась, что тут такого, – ответила Амина, регулируя фокусировку так, чтобы лицо брата превратилось в расплывчатое светлое пятно.

– Превращение красоты в ходовой товар – экономическая ловушка, созданная для того, чтобы поработить современную женщину!

– Я ни слова не понимаю из того, что ты говоришь, – призналась Амина, меняя диафрагму на два деления и делая еще один снимок: в результате на месте глаза у Акила появился водоворот света.

– Ну конечно не понимаешь, куда тебе!

Через несколько часов они сидели на верхней ступеньке лестницы и смотрели вниз на освещенный коридор. На кухне было тихо, мама уже давно закончила готовить, но все их попытки сесть за ужин отметала с радостной настойчивостью, заверяя, что отец вот-вот приедет! Прошло еще сорок семь минут. Дети были готовы грызть подушки.

– Мне кажется, надо просто спуститься, – прошептала Амина, но Акил лишь глянул на часы и вздохнул. – Думаешь, стоит пойти? – переспросила она.

– По-моему, он должен был приехать час назад.

– Да, я знаю, но…

– Мама, когда мы ужинать будем? – крикнул Акил, не дав ей договорить, но ответа не последовало. – Мам, когда…

– Сейчас! Спускайтесь! – раздался снизу голос Камалы.

Внизу на обеденном столе стоял парадный фарфоровый сервиз, с хрустального графина с водой стекали капли на льняную салфетку. Рядом с тарелками блестели серебряные приборы.

– Что это? – спросил Акил.

– Тушеное мясо с картофельным пюре! – гордо ответила Камала.

Амина села, взяла большую вилку и потыкала в коричневое месиво, пахнущее американским рестораном – тяжелым мясом, приготовленным без настоящих специй. Почувствовав на себе взгляд матери, она улыбнулась:

– Выглядит неплохо!

– Попробуй, тебе понравится! – кивнула на блюдо Камала.

Амина попробовала откусить кусочек, но мясо отчаянно сопротивлялось.

– Мне точно не понравится, – отодвинул тарелку Акил, – можно мне просто карри с курицей?

– А я сегодня индийскую еду не готовила.

– А для папы?

– Не готовила, говорю же.

Амина и Акил встревоженно переглянулись. Мать всегда гордилась тем, что каждый день готовит индийскую еду для отца, даже в те дни, когда пробовала сочинить какое-нибудь новое блюдо для детей.

Акил решил положить себе картофельного пюре, но оно тянулось и совершенно не хотело падать с ложки на тарелку.

– А что с картошкой случилось? – спросил он.

– Превратилась в пюре.

– В какое-то резиновое пюре…

– Ты сначала попробуй, – радостно заверила его Камала, – я добавила побольше сливочного масла!

Акил посмотрел на Амину, и та едва заметно покачала головой: «Ничего не говори!» Камала ушла обратно на кухню.

– А ты есть не будешь? – окликнул ее Акил.

– Нет-нет, я попозже.

Дети ели, а Камала ждала. Точнее, они пытались есть, а еда явно не желала оказаться съеденной. Тушеное мясо упрямо сохраняло форму, сколько его ни пережевывай, а от попыток проглотить картофельное пюре у Амины и Акила языки прилипли к нёбу. В бессловесном отчаянии они пополам прикончили салат, стараясь, чтобы мама ничего не заметила. Она, слава богу, отвернулась и мыла и без того чистую плиту и столешницу кухни. Когда Камала ненадолго вышла в туалет, дети завернули остатки своего ужина в бумажные полотенца, пихнули в мусорный бак, а потом быстро вернулись за стол, услышав, как в туалете спустили воду. Камала вошла – прическа поправлена, губы заново подкрашены помадой. Шагнула к раковине, налила воды в оловянный стаканчик, всегда стоявший рядом с краном, и, запрокинув голову назад, выпила, стараясь не касаться краев стакана губами. Немного придя в себя, она повела плечами, чтобы расслабить мышцы, и, не оборачиваясь, спросила:

– Понравилось?

– Ага, – промычали в один голос Акил и Амина.

– Давай мы посуду помоем, – предложила дочь.

– Нет-нет, идите наверх! Вы, наверное, устали за день!

Они убрали со стола. Акил оставил блюдо с едой для отца, а Амина протерла губкой белую столешницу. Закончив возиться, они осторожно прошли в гостиную и сели по обе стороны от мамы, чтобы вместе посмотреть очередную серию «Блюз Хилл-стрит», а потом, в десять вечера, новости. Исподтишка косясь на Камалу, дети заметили, как оживление покидает ее: сначала изменилось настроение, потом – поза. К одиннадцати часам она заснула прямо на диване, прическа растрепалась, нижняя челюсть немного отвисла.

– Разбудить ее? – прошептала Амина.

– Какого хрена, пусть сам ее будит, – отозвался Акил.

Амина наклонилась к матери, взяла ее за руку, и фиолетовые веки тут же поднялись.

– Что такое? – приподнялась Камала, обдав дочь слегка кисловатым со сна дыханием.

– Ложись спать.

– А который час? – спросила мама, обводя гостиную потерянным взглядом.

– Уже поздно, – ответил Акил.

Они шли по коридору, напоминая странную церемониальную процессию. Впереди – Акил, за ним – полусонная Камала, а замыкала шествие Амина. Она пыталась поддерживать маму под локоть, не позволяя себе лишних проявлений нежности, от которых та наверняка поморщилась бы. Королева Виктория семенила рядом, обнюхивая пол. Акил открыл дверь родительской спальни, и Камала проскользнула в комнату, словно качающаяся на волнах лодка.

– Спокойной ночи, мам, – произнес Акил и осторожно прикрыл за собой дверь.

– Как думаешь, может, кому-то из нас остаться? – предложила Амина.

– Нет, не надо, – тихо, но уверенно ответил брат.

Может, все-таки спуститься? Амина лежала в постели и, моргая, смотрела в темноту, прислушиваясь. Вот открылась и тут же закрылась дверь. Томас пришел домой. По хлопанью дверец буфета девочка догадалась, что отец собирается, как обычно, пропустить стаканчик на ночь. Вряд ли он будет рад компании, подумала Амина, но все-таки пошла вниз.

– Пап? – тихо окликнула его она.

Сзади ей была видна только его голова, возвышавшаяся над спинкой кресла, словно солнце над горизонтом. Томас не ответил, и тогда она потянула дверную ручку и, нерешительно замерев на пороге, повторила: