Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду - Леонид Фиалковский

Понедельник, 31 августа 1942 г. Все отступаем.

В 254-й танковой бригаде осталось всего четыре танка, малочисленный личный состав. Сформировали объединенную группу ремонтников в составе двух летучек и бортовой машины с запчастями. Кухни все не было. Не было и воды. Ко мне подошел подполковник Иванов и попросил налить ему сто граммов спирта. Я сказал, что только денатурат у меня. Он ответил, что и это пойдет. И до этого неоднократно обращался ко мне, и я не мог ему отказать. Он попросил у меня и щепотку соды, как он сказал, для виду. Дал ему щепотку соды на бумажку и налил в кружку спирт. Он сделал вид, что насыпал на язык соду, зажав порошок пальцами в бумажке, и запил из кружки. Сделал это он в окружении красноармейцев, и никто не понял, что он пил.

Он все время находился на командном пункте бригады или в батальонах. Перед танковыми атаками лично проверял состояние машин, готовность экипажей, инструктировал танкистов, непосредственно занимался техническим обеспечением танков. Напряжение было до предела. Нужна была разрядка, и, должно быть, находил ее в этом.

Последний день августа 1942 года. Конец лета, сухого и знойного. Необъятная степь вокруг, почти плоская с участками пожухлой травы, без леса и кустарников до горизонта. Прошли западнее Гавриловки. Большое искушение было заехать в этот поселок, попить воды, но не решались. Полагали, что там уже немцы. Видимо, не ошиблись. Вдоль дороги начали рваться артиллерийские снаряды и мины. Обстрел велся со стороны Гавриловки. Наша колонна, да и другие свернули с основной дороги, увеличили скорость и ушли из-под обстрела. У нас раненых не оказалось. Тучи пыли, поднятые машинами, закрывали дорогу и пространство вокруг и скрывали цели от противника. Пыль с песком въелись в тело, глаза, хрустели на зубах. Все сильнее мучила жажда. Попадавшиеся колодцы в пути следования были пустые. Сохранившаяся вода в флягах согрелась, ею можно было прополоскать рот. Ополченцы, остатки разбитых, вышедших из боев частей, машины и повозки с ранеными, толпы беженцев, гурты скота, угоняемого на восток — все это было на нашем пути. Стоял непрерывный гул: рев моторов, окрики людей, плач детей, рычание голодного и непоеного скота. Поток этот двигался к Сталинграду, к Волге, как полагали, подальше от врага, от бомбежек, но неустанно подвергался артиллерийскому обстрелу и бомбежкам с воздуха. Части и на этих дорогах теряли людей, оставляли разбитую, горевшую технику. Погибали ополченцы, беженцы. Раненых возили за собой, многие умирали, не получая своевременную медицинскую помощь. Вдоль дорог лежали трупы людей, лошадей и крупного рогатого скота. Кому удавалось — вырезали из павших животных куски мяса, варили в ведрах, котелках. Этим поддерживали свои силы.

Далеко за полдень колонна подошла к Варваровке. Она была забита нашими войсками. Местных жителей не видели. На окраине встали у колодца. Набралось полведра воды и то с песком. Командир принял решение идти колонной через центр Варваровки, и остановились возле одного колодца, где оказалось много доброкачественной воды. Прополоскали рот, горло. Вволю попили воду. Никогда до этого я не получал удовольствия от питья воды, как в этот раз. Предупреждал всех и сам старался много сразу не пить, но было напрасно. Не могли остановиться, воду лили мимо рта на всего себя, на затылок, на голову, промывали лицо, шею. Заполнили фляги, чайники, бачки и, не задерживаясь, ушли из Варваровки.

Опять нас встретила бескрайняя степь. Настроение улучшилось. Хотя и голодные со вчерашнего дня, но утолили жажду. Многие грызли сухари, благо, было чем размочить их и запить. Вдруг на бреющем полете друг за другом прошли два «мессершмитта» и обстреляли из пулеметов колонну наших машин. Свернули с дороги, разъехались на разные расстояния машины. На дороге осталась загоревшаяся одна наша загруженная бортовая машина. У нас оказался один убитый, два раненых и один с переломом ключицы. Травму получил во время обстрела — спрыгнул на ходу с машины. Последним оказал помощь, наложил повязки. Взяли тело убитого и раненых. Горевшую машину оставили на дороге, и колонна двинулась дальше. Шли быстро. Обгоняли другие части, нескончаемые потоки гражданского населения.

К исходу дня вышли к поселку Попово и остановились южнее его. Нас догнали остатки нашей бригады. Впервые, пожалуй, за все время после Зет в одно место собралась вся бригада. Прибыла с ними и наша ремонтная группа. Раненых я сдал в медсанвзвод.

На меня ополчился доктор Гасан-Заде: «Зачем ты мне их привез? Куда я их дену? Умирают у меня раненые, оперировать надо, а мы все на колесах. Подскажи, что делать?» Что я ему мог подсказать? Оставил ему своих двух раненых и с переломом ключицы. Труп погибшего и двух умерших в медсанвзводе похоронили под поселком Попово под залп винтовок отделения роты управления. Похоронили в одной могиле. Вкопали столбик с прибитой фанеркой, где были указаны звания, фамилии и инициалы погибших. В калмыцкой степи возник еще один холмик с погребенными нашими воинами.

Еще до наступления темноты бригада походной колонной направилась на восток, в направлении поселка Елхи.

Перед маршем командир роты Михайловский собрал командиров отделений и сказал, что бригаде определили участок обороны среди других частей в районе поселка Елхи, где должны удерживать его до последнего танка, зенитной установки, миномета. (В соответствии с приказом Верховного главнокомандующего № 227 — «Ни шагу назад!»). Оставшиеся в живых без вооружения, возможно, будут выведены из боя для формирования бригады.

Вторник, 1 сентября 1942 г. Балка Елхи.

Двигались ночью по степи через сплошную стену пыли и песка, поднятых машинами. Песок и пыль засоряли глаза, забивали верхние дыхательные пути, не прекращался хруст песка на зубах. Наконец за полночь вышли на указанный рубеж. Подразделения обслуживания, оставшиеся колесные машины, летучки, тягачи расположили в одноименной балке — Елхи, довольно широкой и глубокой, с обрывистыми берегами и более мелкими ответвлениями по бокам.

В небольшом ее участке расположилась рота технического обеспечения со всем своим транспортом. Были здесь и две блудившие машины с кухнями. Наконец через двое суток нашли нас. По правому краю балки нам приказали вырыть траншеи с ячейками с ходами сообщения. Этим мы и занимались. Несколько впереди свои позиции оборудовали артиллерийские батареи. Между ними вкапывали в землю наши уцелевшие и подбитые танки с действующей пушкой или пулеметом, превратив их в неподвижные огневые точки. Это было их последнее пристанище. Рядом рыли траншеи с ходами сообщения, окапывались минометные батареи соседей по обороне. Вдоль балки заняло оборону подразделение «пэтээровцев» — противотанковых ружей.

Штаб бригады, рота управления и медсанвзвод расположились в деревне Елхи. Личный состав роты технического обеспечения занял участок обороны вдоль правого края балки, рядом с «пэтээровцами», где вырыли за ночь ячейки и траншеи с ходами сообщения в балку.

На рассвете авиация противника нанесла бомбовый удар по боевым порядкам наших войск. Особого урона не причинила — почти всё и все были зарыты в землю. К бомбежкам привыкли. Следили за самолетами, и видно было, куда падают бомбы. Но каждый взрыв если не тело, то душу раздирал. Ответной стрельбы не было. Молчали зенитки. Возможно, их на этом направлении и не было. В последующем интенсивный артиллерийский и минометный огонь противника, особенно по балке, стал выводить из строя технику, загорались машины, появились раненые и убитые. Место падения снарядов и мин заранее нельзя было определить, и приходилось все время вжиматься в землю.