Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду - Леонид Фиалковский

Неподалеку от кухни сидели группками в одинаковых темно-синих пилотках дети школьного возраста, укутанные не по росту большими пальто, одеялами, платками, из-под которых выглядывали шустрые глазенки. Ночь была прохладной, и дети, видно, подзастыли. Некоторые стали вылезать из своих теремков — и, поеживаясь, бегали в кусты. На многих были надеты когда-то белые сорочки. На шее красные галстуки. Ребята грязные, измученные и очень голодные. Две девушки постарше, должно быть пионервожатые, подошли к кухне и попросили для ребят кипяток. У них остались только сухари, которые им дали в одной воинской части. Дети уже много дней не ели ничего горячего. Как они рассказали — это уходил на восток к Волге от наступавшего врага один из эвакуированных пионерских лагерей из какого-то района Черноморского побережья. Вначале их эвакуировали поездом, но его бомбили под Ростовом, где они на какое-то время застряли. Погибло там немало ребят и воспитателей. Когда враг подходил к Ростову, их отправили на грузовых машинах. Потом и машины обстреляли из самолетов в междуречье между Доном и Волгой, где похоронили несколько ребят. Машины и запас продуктов сгорели. Много десятков километров они шли пешком по калмыцкой степи вместе с толпами беженцев. Обувь износилась, запасная одежда и смена белья сгорели при бомбежке. Трудно было без пищи и воды. Среди них было много детей других государств, не знавших русского языка. Они отдыхали в пионерском лагере вместе с нашими детьми. Старшие этой группы — женщины ушли куда-то хлопотать о дальнейшей судьбе детей. Красноармейцы и командиры окружили детей, начали раздавать им небогатые свои сбережения: то сухари, то консервы, то пачки концентратов, то кусок мыла. Вдруг раздался голос: «Накормим детей горячей пищей! Это же наши дети!» Поддержали и остальные. Дежурный по роте по поручению всех присутствующих доложил командиру о решении личного состава. Он предупредил, что времени не будет приготовить еще один завтрак, скоро выступать. Согласились. Тогда он дал добро. Красноармейцы стали отходить от котлов, кое-кто захватил только кипяток в котелок и сухари. Одиночками еще подходили воины к кухне и шумно спрашивали у поваров, почему не кормят «служивых», и когда повар Харитонов отвечал, что «служивый» народ отказался от завтрака в пользу детей и когда доходил смысл сказанного, остальные «служивые» молча отходили от котлов.

Дети не поверили, что их вдруг будут кормить настоящей солдатской кашей, которую давно не ели и настоящие солдаты. На призыв: «Налетай к солдатским котлам!» — никто не двинулся с места, хотя глаз не сводили с исходившего паром и столь манящим запахом котла. Пионервожатые построили ребят и гуськом повели к котлам. У них оказалась и посуда: то кастрюлька, то миска, то чашка или консервная банка. Не у всех были ложки, черпали сухарями, собирались группками на одну кастрюлю и на одну ложку. Когда ребята уплетали кашу, красноармейцы и командиры стали собираться вокруг них, и надо было видеть просветлевшие лица взрослых людей — будто бы кормили собственных детей.

Возможно, каждый в это время вспоминал своего ребенка, братика или сестричку и представил их на месте этих детей. Судьба и вид исстрадавшихся детей больно пронзили сердца этих взрослых, мужественных людей, только что переживших смерть. У многих выступили слезы на глазах. Это были и слезы отчаяния, и слезы гнева, и слезы клятвы: отстоять нашу землю, нашу Родину любой ценой.

Над Сталинградом полыхало зарево пожарищ, и все отчетливее слышны были глухие взрывы авиабомб. Мы двигались туда, в это пекло, ибо должны были выйти на переправу в назначенный нам срок.

После полудня колонна наша вышла в район Купоросное, где был большой привал. Штаб и все подразделения бригады ушли дальше на север и расположились где-то на южной окраине Сталинграда. Взяли с собой столько машин, чтобы разместить оставшийся личный состав и ограниченное количество продовольствия, снаряжения, горючего. Все остальные исправные и неисправные машины, летучки, склады с остатками продовольствия и вещевого имущества оставили при нас — роте технического обеспечения. Предстояло все перетасовать и разместить на минимальное количество машин. Шел спор за ограничение на погрузку ремонтного имущества, многое оставляли. Так и наступила ночь. Рассосались по машинам и подремывали где кто сидел. Еще до рассвета последовала команда: «Заводи!», и колонна двинулась в темноту.

Четверг, 3 сентября 1942 г. Южная окраина Сталинграда.

Рано утром наша колонна прибыла на южную окраину Сталинграда, где сосредоточились остатки бригады. Двигались по горевшим улицам, среди развалин, сквозь дым, гарь. Город горел. Остановились в каком-то районе с одно- и двухэтажными домиками с садами и ягодниками. Воинских частей было вокруг много. Рядом стояли зенитные установки, возле них мелькали женщины в военной форме. Техника стояла во дворах, на улице. Нашим ремонтникам работа находилась — приводили в порядок транспорт наш и других подразделений бригады.

Мне передали, что в медсанвзводе бригадный врач Раппопорт собирает на совещание всех медицинских работников. Я направился туда. По дороге местами встречались участки улиц с уцелевшими домиками, фруктовыми садами, с палисадниками, цветниками, огороженными заборчиками. Но в подавляющем большинстве шел мимо еще дымившихся развалин. На некоторых участках улиц лежали опрокинутые деревья, столбы электропередач, преграждая путь. Единичные большие воронки от взрыва бомб. Разрушенные догоравшие домики. Стоял запах гари, пепла. Северо-восточнее нас город был окутан сплошным колпаком черного дыма. Местами, особенно сверху, — клубами белого дыма. Эта масса периодически вздрагивала от раздававшихся взрывов, как живое существо. Между домами и деревьями виднелась водная гладь Волги.

Медсанвзвод разместился в добротном большом деревянном доме с цветником у крыльца и фруктовым садом во дворе. Там же была и детская площадка: качели, карусели, игрушечные домики, зверюшки из глины, которых опоясывали рядом выкопанные траншеи. В доме развешаны рисунки зверей, реки, лодок, детишек, солнца. Рисовали, видно, дети. В шкафах — игрушки. По всей вероятности, здесь размещался детский сад. Детей и гражданского населения не было видно поблизости.

Все были в сборе, я пришел последним — возможно, меня и ждали. Здесь собрались все те, кто был и в Костырево в момент сформирования. Бригврач открыл совещание в доме, в одной из больших комнат. Вначале выразил искреннее удовлетворение и радость, что видит всех медработников живыми в полном здравии. Военфельдшер 1-го танкового батальона получил легкое ранение и надеется, что вскоре вступит в строй. Познакомил нас с обстановкой. Далее сказал, что командирам подразделений приказано представить особо отличившихся к правительственным наградам. Считает, что все медицинские работники достойны наград. Затем объявил, что приступает к краткому разбору работы медсанвзвода и отдельных медицинских работников и поставит задачи на ближайшие дни. Более подробный разбор сделает за Волгой уже с новым пополнением. Его выступление внезапно прервало несколько сильных, хлестких взрывов. Посыпалось оконное стекло, штукатурка, тряхнуло здание. Очередная бомбежка.

Он скомандовал: «Всем в траншеи!» — и побежал во двор. Раздавался гул пролетавших самолетов, стучали зенитки. Я с санинструктором медсанвзвода Ивановым остались в комнате, где проходило совещание. Вдруг очередной сильный взрыв потряс дом: как-то в один миг сильно хлестнуло, обсыпало нас осколками оставшегося в окнах стекла, запорошило штукатуркой и отбросило нас к стене. Мы инстинктивно вжались в угол.