Закрытый сектор - Михаил Николаев

– Бель, как люди называют этот корабль? – спросил я, уже догадываясь об ответе. – И почему у него нет газосборной воронки? Впечатления внутрисистемника этот корабль явно не производит.

– Это линкор. Таких кораблей в этой системе восемь и ещё шесть сейчас находятся в соседней. А газосборные воронки у них выдвижные. Сейчас она просто находится внутри корпуса.

– Ясно. Это я лопухнулся. Мог бы и сам догадаться, что в астероидном поясе с таким «украшением» делать нечего. А какие ещё у них есть корабли на вооружении?

– Тяжёлые ударные крейсера – в каждой из двух систем по тридцать, авианосные крейсера – шесть тут и пять в той системе, эсминцы – по семьдесят.

Тяжёлые крейсера представляли собой уменьшенные копии линкоров, имеющие длину в два километра. У авианосных крейсеров длина была метров на четыреста больше. Оружейные консоли у них отсутствовали напрочь, и большая часть корпуса была занята сотами шлюзов.

Эсминцы – юркие скоростные кораблики метров по четыреста длиной и диаметром в восемьдесят метров. Газосборных воронок они не имели в принципе – за пределы системы перемещались исключительно на внешней подвеске тяжёлых крейсеров и авианосцев.

Хорошо, на сегодня достаточно. Потом, когда будет свободное время, ещё посмотрим. А сейчас нам тренироваться надо. От срока осталась всего неделя.

Аркс отчитался в завершении работ, попрощался, особенно тепло – с Иннокентием, и отбыл, а мы приступили к тренировкам.

Для начала, пока разгонялись, немножко попетляли в астероидном поясе. Опасное это дело, на больших скоростях. Только вот обычно пилоты маневрируют, протискиваясь между астероидами, а Бель, наоборот, убирала препятствия со своего курса. При этом её не слишком волновала масса встречаемых на пути ледяных айсбергов и обломков камня. При собственной массе в две солнечных, сконцентрированной в шарике диаметром в семнадцать километров, она могла творить в этом скопище космического мусора всё, что душа пожелает. Хоть сплошной туннель пробить. Только вот мы ей поставили ограничения по предельным ускорениям, которые должны испытывать в связи с её воздействиями крупные обломки, и их последующим траекториям, исключающим междоусобные столкновения, по крайней мере, на первом этапе. А мелочь дозволялось просто «сдувать» с пути.

Я поинтересовался у Бель, какие наименьшие частицы она «видит». Выяснилось, что она уверенно различает частицы массой до одной десятой грамма. До миллиграмма – только в группе. Элементарные частицы, за исключением нейтрино, она вообще не ощущала. Но могла реагировать на показания приборов, которые видела нашими глазами.

Потом я уточнил у неё, на каких расстояниях она может эффективно распознавать цели. Оказалось, что в пределах звёздной системы расстояние для неё вообще не является принципиальным. Дело в том, что она ощущает всю совокупность масс одновременно, а потом раскладывает их на составляющие.

Разогнавшись до одной десятой скорости света, мы покинули астероидный пояс и направились ко второму газовому гиганту. Пролетели сквозь его шлейф – нормально. Развернулись по широкой дуге и чиркнули по самому краю атмосферы, вызвав в ней чудовищную бурю. Никаких последствий. Запоры в каналах срабатывают идеально. Потом небольшая антигравитационная «продувка» и каналы вновь чистые.

Повернули к звезде. На подходе уменьшили скорость до трехсот километров в секунду и несколько раз прошлись по границе хромосферы, огибая протуберанцы. В принципе нормально, только вот базальт на поверхности планетоида размягчается.

Ещё снизили скорость, и некоторое время двигались почти вплотную к одному из «Меркуриев», прикрываясь им от воображаемых наблюдателей. Это, пожалуй, было самым трудным. Очень жарко. Планетоид требовалось непрерывно поворачивать во избежание расплавления базальта. Электромагнитное излучение звезды не было критичным для станции, но почти вплотную приближалось к опасной черте. Поэтому долго мы там решили не задерживаться. Отработали манёвр, убедились в том, что сможем его эффективно провести в другой системе и достаточно. Сделали полуоборот вокруг обожженной каменюги, передохнули несколько минут в её тени и начали разгон шпугом (с двойным ускорением). Мне этот головачёвский термин всё больше и больше нравится. Да и остальным он по вкусу пришёлся. Так что теперь даже объяснять ничего не требуется – подумал «идём шпугом» и сразу ощущаешь, как на плечи наваливается тяжесть.

Бель разгонялась, направляясь к выходу из системы. Теперь надо было потренироваться в прыжках через порталы, а до ближайшей области, из которой можно было осуществить переход, нас отделяло около полутора световых часов.

Сегодня я осознал и прочувствовал темпы, которыми прогрессирует Бель. Вначале я самым краешком сознания прикоснулся к потоку информации, которую ей передавал баланс. Даже не знаю, с чем это можно сравнить. Может быть, с рекой, по которой мы путешествовали на Тэчч? Потом мы беседовали с ней о разных пустяках и в один из моментов я вдруг понял что она одновременно с этим разговаривает с Сергеем и Геной. Причём не просто беседует, а демонстрирует каждому из них разные изображения, проводит расчёты и сравнивает варианты.

Я прямо спросил её, сколько различных задач она может выполнять одновременно. Бель ответила, что не задумывалась над такими вопросами, но подозревает, что в этом плане ограничений вообще не имеет. Нет, может быть, они и существуют в природе, но ей сейчас трудно представить условия, в которых её сознание оказалось бы перегружено.

Таким образом, в плане развития возможностей всё обстояло очень даже хорошо, но при этом её сознание всё ещё оставалось на детском уровне развития. Пусть это была уже не маленькая девочка, а подросток, но всё происходящее вокруг пока ещё представлялось ей играми. Бель очень нравилось приобретать новые знания, расширять свои возможности, но значительно больше ей требовались внимание, участие, похвала. Ощущение того, что она не одна, а окружена живыми, неравнодушными к ней существами, значило для неё существенно больше, чем всё остальное, вместе взятое. И я старался щедро делиться с ней своим вниманием.

Ещё пару дней мы мотались по окрестностям, осваивая технику прыжков и постепенно приближаясь к провалу между рукавами. На ту сторону пока решили не прыгать. Время у нас ещё оставалось, и мне очень хотелось проведать Олю. А рисковать, самостоятельно перемещаясь через провал на расстояние свыше килопарсека, я не хотел. Поэтому мы договорились с Геной, что я, прихватив с собой Иннокентия, на сутки смотаюсь домой на побывку, а он посидит на станции. Разумеется, Бель может провести сутки и в одиночестве, но мало ли как сложатся обстоятельства. Вдруг придётся оперативно принимать какое-нибудь решение. В этом случае наличие на борту хоть одного из членов команды явно не будет лишним.

Визит домой оказался своевременным. Оля уже заскучала и собиралась поехать к родителям. Еще немножко и мы разминулись бы. Рассказывать о том, чем мы занимались, не стану. Скажу только, что на сон нам осталось совсем мало времени. Иннокентий же, напротив, умудрился и по лесу вдосталь набегаться, и выспаться капитально. Оно и понятно. Дома спится куда лучше, чем в гостях.